I love Dick - Крис Краус

Позже тем же днем:

«Сейчас я в Шамроке – великая пустота. Это похоже на передышку или конечную остановку. Все забываю сказать, Д., – менора у тебя на холодильнике нас впечатлила».

На следующее утро:

«Наверное, Северо-Восток нагрянул ночью. Когда я выехала из мотеля этим утром, я была больше не Западом, а Востоком – в Шони, в Оклахоме; реки и озера, холмы и рощицы с тощими деревьями. Таким все и будет, пока я не доберусь до Нью-Йорка, – пейзаж, переполненный тоскливыми воспоминаниями из детства, которые мне ни к чему. От этих выцветших холмов и дрожащих деревьев в горле встает ком, как в рассказе Джейн Боулз “По дороге в Массачусетс”. Эмоции подавляют пейзаж, настолько он не выдающийся. Он извлекает из меня слабые фуги чувств, к которым я не готова. Пустыня передает тебе свои эмоции, а этот пейзаж пробуждает твои собственные, слишком личные. Эти чувства живут с изнаночной стороны. The West is Best, ведь так? Меня подташнивает и клонит в сон, а кофеварка зарыта на дне багажника под умывальным столиком, который я купила в Шамроке. Но все изменится. Я скучаю по тебе».

С любовью, Крис Злая ведьма Востока

* * *

Крис добралась до Теннесси и до восточного часового пояса двадцатого декабря. Ей надо было отдохнуть от дороги, и она провела две ночи в Севьервилле. Она гуляла в зарослях дикой кальмии в национальном парке и купила антикварную кровать за пятьдесят долларов. Утром двадцать второго она дозвонилась Сильверу в Париж. Безмятежная и умиротворенная, она расписывала, как вместе они приедут в Севьервилл во время отпуска, но Сильвер не проникся этой идеей. «Мы никогда не делаем ничего веселого вместе», – вздохнула она в трубку. Сильвер угрюмо ответил: «Ах. Веселье. Так вот чем мы должны заниматься?»

Крис написала Дику два письма из Севьервилля.

«Дорогой Дик, – писала она, – наверное, в какой-то степени я тебя убила. Ты стал Дорогим Дневником…»

Она начала кое-что осознавать, но в тот момент решила не придавать этому значения.

Фраквилл, Пенсильвания

22 декабря 1994 года

Пол-одиннадцатого вечера

Мотель «Сентрал»

Дорогой Дик,

весь день до самого вечера я чувствовала себя одинокой, тревожной, испуганной. Сегодня вечером луны совсем не было видно до примерно половины девятого, и вот, когда я ехала на север по Восемьдесят первой трассе, она ВДРУГ ПОЯВИЛАСЬ, такая насыщенная и огромная, будто только взошла, почти полная и красновато-оранжевая, как кровавый апельсин. Зловеще. Мне интересно, испытываешь ли ты то же, что и я, – эту невероятную потребность БЫТЬ УСЛЫШАННЫМ. С кем ты разговариваешь?

Сегодня в пути я думала немного о том, как можно создавать мощные драматические сцены из дневниковых материалов, из vérité. Вспоминаю видео Кена Кобленда «Пейзаж/Желание» – эти мотели, все сглажено до такой степени, что даже не ждешь сюжета, а просто следишь за видеорядом. Но смысл все-таки должен быть – в этом дерганом пейзаже с постиранным бельем, развевающимся на ветру, в этой плитке в гостиничном туалете должен быть смысл. Может, это все последствия чего-то? Но последствия редко ощущаются так. Ты никогда не чувствуешь «последствий», поскольку сразу же начинается что-то другое.

Предпринимать что-то – значит прикидываться дураком. Я и правда выставила себя дурой, отправив тебе факс и все прочее. Ну что же. Мне очень жаль, что нам так и не удалось пообщаться, Дик. Подаю знаки со своего костра. Не машущая, но тонущая –

Крис

Двадцать третье декабря было самым светлым, ясным зимним днем в пути через Поконос на север штата Нью-Йорк. Темно-красные амбары контрастировали со снегом, зимние птицы, Куперстаун и Бингемтон, дома в колониальном стиле с верандами, дети с санками. Ее душа пела. Это была картинка американского детства, не ее, конечно, но того детства, которое она ребенком видела по телевизору.

В четырех тысячах миль от нее, на Рю-де-Тревиз, Сильвер Лотренже и его мать погружены в воспоминания о холокосте. В крошечной гостиной она кормит его фаршированной рыбой, кашей, пассерованными овощами и ругелахом. Есть что-то комичное в том, как за пятидесятишестилетним мужчиной ухаживает, словно за ребенком, его восьмидесятипятилетняя мать, но Сильверу так не кажется. Он начал записывать их разговоры, поскольку детали войны остаются такими смутными. Облава «Вель д’Ив», последовавшая за немецкой оккупацией, побег, фальшивые документы, письма польским родственникам, вернувшиеся обратно со штампом Déportée.

«Déportée, déportée», – произносит она нараспев, в голосе – сталь; ярость – это то, что дает ей силы жить дальше. Сильвер не чувствует ничего. Присутствовал ли он там вообще? Он был всего лишь ребенком. И тем не менее каждый раз, когда он думает о Войне, к горлу подступают слезы.

Сейчас ему пятьдесят шесть, скоро менять тазобедренный сустав на новый. Ему исполнится шестьдесят три еще до следующего творческого отпуска. Молодые парижане на улицах принадлежат к светлому непостижимому миру.

Крис добралась до пустующего дома в Турмане (городе в Южном Адирондаке), который они с Сильвером обнаружили семь лет назад во время поисков «доступной недвижимости». Они наткнулись на него однажды в ноябре, по дороге с фестиваля «Батаевские мальчики» в Монреале, где главными звездами были Сильвер и Джон Джорно. На выезде из Монреаля они разругались из-за того, как лучше ехать, и с того момента больше не разговаривали. Выступление Крис было запланировано неофициально (своего рода одолжение Сильверу от лица «Батаевских мальчиков»), но, когда они приехали на фестиваль, ее имя не значилось в программе. Лайза Мартин срывала с себя одежду перед оживленной публикой в прайм-тайм; а Крис дали время в середине дня, и она читала перед двадцатью пьяными хамами. Но Сильвер все равно не понимал, почему она была столь безутешна. Разве им обоим не заплатили? На трассе недалко от Элизабеттауна два сокола пролетели над дорогой: тоненькая нить, связывающая их двоих, стринги Лайзы Мартин и французскую средневековую балладу о соколе. Они остановили машину, чтобы прогуляться, Сильвер жаждал разделить с ней что-нибудь, и в итоге разделил ее энтузиазм по поводу гор Адирондак, а два дня спустя они купили десятикомнатный фермерский дом в городе Турман, к востоку от Уорренсбурга, штат Нью-Йорк.

ПРИЛОЖЕНИЕ К: ПОСЛАНИЯ ИЗ ДЕРЕВНИ

Турман, Нью-Йорк

23 декабря 1994 года

Пятница, 11:30 вечера

Дорогой Дик,

я добралась сюда до темноты, в самый раз, чтобы рассмотреть Хикори-Хилл и две горбатые горы к западу от Уорренсбурга.

Уорренсбург, как всегда, выглядел потерянным во времени: «Поттерз Дайнер», «Стюартс Шоп», «ЛёКаунт Риал Истейт»[3] выстроились вдоль Девятой трассы… то полное отсутствие обаяния Новой Англии, которое нам кажется таким привлекательным. Я проехала двенадцать миль вдоль реки, мимо железнодорожной станции к дому, где надеялась застать Теда – друга, который живет там с нами. Теда дома не оказалось, и я отправилась на его поиски к бару в Стони-Крик.