Взрыв Генерального штаба - Владислав Крапивин

«Я… наверно, да. Куда деваться-то…»

«А т о т струсил».

«Он маленький…»

«Он солдат».

«Он… не так уж и струсил. Он потом прыгнул бы, если бы мы не решили спросить судьбу».

«Чушь это! Такая судьба — индейка… Вернее, глупая водяная курочка. Первый раз — там была настоящая судьба. Ты не должен был спасать Зорко».

«Сидеть и слушать, как он зовет?.. Значит, я убил бы его».

«А клятва? А воинский долг?»

«А Зорко… Я полюбил его, как брата. А старик говорил, что Бог — это любовь. И в древних книгах написано так же…»

«Ну и что?»

«Разве можно убивать Бога? Пускай даже из-за воинского долга…»

«А империя? К н е й у тебя нет любви?»

Лён прислушался к себе. Есть любовь к Империи?.. Что такое вообще И м п е р и я? Бронзовые драконы на знаменах? Высокий, в полный рост, портрет Его величества в парадном зале? Книги о подвигах славных полководцев? Щемящий душу марш офицерского полка «Черные кавалергарды»?.. Да, это он любил. По правде…

«Но я не знаю, что важнее? Любовь к империи или любовь к брату?»

«Тогда… ты не гвардеец».

«Вот поэтому я и ухожу из школы. Сделаю, что должен — и уйду. Так мне и надо…»

Лодка подпрыгивала на маленьких гребешках, тихо урчал мотор. Береговые огни бежали назад и становились все реже. По берегам громоздились темные склады и цистерны, мерцали на рельсовых стрелках синие фонарики. Лейтенант вел суденышко в какую-то глухую бухту. Лён кутался в его плащ и думал, думал…

И вздрогнул — резиновый нос уткнулся в плавучий бак. Похоже, что из воды торчала железная бочка с откинутой крышкой.

— Прошу, суб-лейтенант…

Оказалось — не бочка, а люк полупогруженной маленькой субмарины…

Внутри было уютно, только непривычно пахло чем-то вроде нитроклея.

Лейтенант и пожилой старшина в берете усадили Лёна в узкое кресло, в закутке между изогнутыми разноцветными трубами. Дали термос с горячим какао. Хлопнула крышка, мелко задрожала переборка.

«Кажется, погружаемся», — подумал Лён. И вдруг вспомнил сказку про месяц. Как он, этот месяц, погружается в океан и плывет под водой к другому берегу, чтобы там опять выбраться в небо.

Плывет, как эта маленькая субмарина…

Интересно, какого она цвета? Может быть, желтая, как месяц? Есть модная песенка про желтую субмарину. У Лёна завертелась в голове мелодия.

В школе такие песенки не одобрялись, начальство считало, что воспитанникам полезнее марши и торжественные увертюры. Но все же нынешняя музыка в школу просачивалась. Ведь не отберешь у всех подряд транзисторы и плейеры…

Если вспомнить по правде, вовсе не было в гвардейской школе стопроцентной уставной чинности. А было всякое: и анекдоты, от которых с непривычки полыхали уши; и самовольные отлучки старших курсантов к девицам; и тайное приставание больших воспитанников к маленьким; и ночные пиршества в спальнях, когда крепко спит подвыпивший дежурный унтер… Просто все это забывалось, когда под торжественный бой барабанов выплывали на правый фланг знамена. Все в тот миг казалось неважным, кроме одного: готовности к геройству…

Лёна качнуло — субмарина замедлила ход. Замерла. Затем — урчание воды в шлюзе, мигание плафона, толчок воздуха из открывшегося люка…

— Прошу, суб-лейтенант… Оставьте плащ в кресле…

Бетонная камера, ведущий вверх коридор. Еще коридоры. Все светлее и шире. Ковровая дорожка… Овальная дверь…

Зорко ушел крадучись. Когда солнце было у горизонта.

До товарной станции он добрался на автобусе. На стрелках уже горели огни.

Знакомый путь — рельсы, вагонные колеса, камни, колючки…

Когда ему еще там, в интернатском городке, объясняли эти сложности — как добраться, отыскать подвал, дождаться, когда появится капсула с запиской — Зорко спросил с удивлением:

— А зачем все так… будто в шпионском кино? Прямо игра какая-то…

Лысый добродушный инструктор, который заведовал креслом и шлемом ЭГШ, с удовольствием согласился:

— Именно как в фильме. Именно как игра, ты отлично это подметил. Лишь такой способ не придет в голову противнику. Если кто-то что-то заметит, решит: мальчик просто играет. Все другие каналы связи — под угрозой перехвата…

— А когда вернусь, меня точно поселят в Гарвиче?

— Мальчик, мы же договорились! Если не хочешь в лицей или военную школу, выберем тебе семью с приемными родителями. Они будут любить тебя как родного…

— И пусть будет брат или сестра. Лучше брат, старший…

— Как скажешь.

Хорошо, когда есть старший брат. Заступник. Был бы он здесь, в интернатском городке, никто бы не дразнился, не приставал…

Но брата не было. И жизнь была несладкая. Он часто плакал, вспоминая родителей, а плакс в интернате не любили… Потом, правда, научился он притворяться…

Только на школьных занятиях он отводил душу: на уроках прикладной стереометрии и в компьютерном классе. Изображения фантастических пространств (Зорко называл их «многоглубинные») послушно изменялись и перестраивались даже не от нажатия клавиш, а просто по мысленному приказу.

Конечно, это заметили. Директорша ахала: «Какой своеобразный ребенок!» А однажды…

Сперва сказали: надо съездить в поликлинику, проверить внутричерепное давление. «Ты ведь жаловался, что плохо спишь…» А там этот лысый, веселый. Звали его просто и односложно: Майкл…

Зорко все понял очень быстро. Да он готов помочь славной повстанческой армии йоссов. Да он понимает, что борьба за свободу — великое дело. Борьба с теми гадами, из-за которых погибли мама и папа…

— Не думайте, что я такой уж плакса! Если надо, я выдержу! Я могу пять секунд продержать ладонь над свечкой, на спор…

— Ты храбрый мальчик, Зорито. Недаром ты сын поэта Зора Данко Коржича, подарившего йоссам такую славную песню:

Зорко проглотил гордую слезинку.

— Но ты должен запомнить, Радослав Зор Коржич: теперь ты не просто мальчик. Ты повстанец. Ты выполняешь важнейшее задание… Ты готов дать клятву?

— Да, господин Майкл! — Зорко показалось на миг, что на нем не казенные интернатские брюки и курточка, а шитая серебром форма легендарных горских волонтеров.

— Тогда подпиши эту бумагу…

В этот раз Зорко не боялся крыс. Вернее, просто не думал о них. Он думал о городке Гарвиче, где однажды он был с мамой и папой. Городок был старинный. Крутые арки каменных мостов над ущельями, древние церкви, тяжелые башни и зубцы желтой крепости, черепичные острые крыши… Ленивые кошки, спящие прямо на брусчатых мостовых. Сказка и покой…