Библия G-модератора. Тактики и техники будущих властителей Земли - Виктор Гламаздин

И вот наш герой мчится в Италию, припадает к ногам слегка охреневшего от такой экзальтации Папы Урбана II и просит его дать борцу за веру (в смысле себе) полномочия для начала агитации за поход с целью освобождения Иерусалима.

Пройдоха Урбан решил использовать фанатика в пропагандистских целях и разрешил Петру Пустыннику провести агиткампанию.

Мол, действуй, Петруха. А коли влипнешь, я твою попавшую в переплет задницу прикрою своей роскошной ризой.

Воодушевленный официальной санкцией и с окончательно съехавшей по этому поводу крышей Петр садится на мула. С распятием в руках наш фанат отправляется в путешествие по Европе, проповедуя на площадях и в храмах.

Красноречие раздухарившегося баламута Петра потрясает толпы.

Масса искала выход из серости и безысходности обыденной действительности. Искала врага, которого можно было бы ненавидеть всеми жабрами своей измученной голодом и страхом души.

И такой враг ей был дан — богопротивные турецкие исламисты-террористы.

В своих воззваниях Петр использовал приемы внушения.

То есть — его речь имела некий смысл, а ее идеи (пусть и поверхностное) обоснование.

Но внушение — это все-таки спектакль. Нет спектакля — нет внушения.

Поэтому, хотя речи странствующего оратора Петра были непролазно глупы, а сам он постоянно базарил не по делу, народ бесновался по полной, балдея от показываемого этим клоуном цирка.

Ведь чего надо было тамошнему быдлу? Математически выверенной логики?

Фига с два!

Театр был нужен простому народу. И потусоваться-поколбаситься хотелось ему.

И именно театр толпа заполучила. И потусоваться-поколбаситься ей тоже удалось по полной программе.

Свои выступления Петр строил по весьма незамысловатой схеме.

Как вступление у него шел рассказ о горькой судьбе палестинский христиан, вызывающий благородное негодование против мучителей-иноверцев.

Потом с увеличивающимся пафосом Петр пугал европейских обывателей угрозой нашествия кровавых поработителей с Востока. И под занавес призывал со слезами на глазах к расправе над подлыми святотатцами и освобождению Святой земли от них мечом и огнем.

По структуре эта речь, несмотря на весь примитивизм содержания, обладала всеми частями, используемыми еще греческими риторами:

1) вступлением (типа, наших бьют и надо срочно спасать Святую землю);

2) доказательством (если не принять мер прямо сейчас, то проклятые магометане скоро вырежут всех честных католиков; а на Том Свете Христос сурово скажет: "Что же вы, сукины дети, не сражались за данную Мной вам, сволочам, веру?! Почему не отстояли Святые места? Гореть вам, отступники, в аду до Второго пришествия! ");

3) заключением (самым ценным в котором был призыв для взбудораженной толпы к конкретному и очень простому физическому действию — походу против неверных).

Еще более эффектное театральное действо разыгралось на соборе в Клермоне. Оно происходило на большой площади, покрытой несметными толами народа, находящегося на грани истерики.

Заговорил Петр Пустынник. Он кричал и плакал. Под конец — разрыдался, будто младенец, укушенный голодной крысой.

Толпа кувыркалась, сверкая остроносыми штиблетами в воздухе, и каталась по булыжникам мостовой от восторга, вопя: "Зашибись!"

После выступил и Папа Урбан.

Его речь повторяла по смыслу выступление доблестного Петра. Только эффект был сильнее.

Теперь уже разрыдалась толпа.

И раздалось дружное скандирование беснующейся толпы: "На Иерусалим! Освободим Святую землю! На то — воля Божья!!!!"

И, не теряя даром времени, все беснующиеся… Тьфу, все — верующие! Все верующие тут же поклялись идти освобождать Палестину.

Ушлый пацан Урбан, видя, что будущий крестовый поход можно пиаровски беспроигрышно использовать для поднятия собственного престижа, не щадя сил, проводит длительное турне. Во время него наш дока-Папа и его агитбригада призывают народ к священной войне.

Энтузиазм масс не имел границ.

Пиплы неистовствовали и буйствовали в абсолютном умопомрачении.

Воинственная лихорадка охватила всю Западную Европу.

Собор, на котором были утрясены детали крестового похода, происходил в ноябре 1095 года. Операция была назначена на август следующего года. В продолжение зимы делались приготовления.

Епископы всех епархий были заняты освящением предметов отправляющихся вместе с крестоносцами на Восток: крестов, оружия и знамен (потом этот театрализованный элемент психологического воздействия на людские массы возьмут на вооружение немецкие национал-социалисты).

Чтобы усилить религиозное рвение церковью были пущены в ход разные привилегии. Всем, кто шел в поход, отпускались грехи. А семьи крестоносцев освобождались от налогов и долгов.

И народные массы — десятки тысяч грязных и голодных мудаков-пилигримов — двинулись на Восток. По пути они развлекались воровством, грабежами и богоугодными беседами.

Профессиональные воины решили идти отдельными от этой недисциплинированной массы отрядами. И правильно сделали, поскольку большую часть разношерстной толпы, предводимой Петром, замочили по дороге местные аборигены, не захотевших быть обворованными и ограбленными.

Когда жалкие остатки армии Петра Пустынника объединились у Константинополя с рыцарями, то вынуждены были впредь подчиняться их приказам и соблюдать дисциплину.

А Петр Пустынник, красноречие которого уже никому не было нужно, больше не играл никакой роли в развернувшейся военной кампании. И черт бы с ним.

Покрытый пылью и изгрызенный мышами толковый словарь Майера, изданный в 1897 году в Германии и, если не ошибаюсь, в Австро-Венгрии тоже, вещает:

"Термин «суггестия» обозначает некий процесс воздействия. Его цель реализуется через влияние на человека.

Предполагается, что в результате оного воздействия у внушаемого формируется некое нужное представление. В дальнейшем данное представление стремиться самореализоваться…

Подверженность внушению особенно повышается в состоянии гипноза".

Вот ведь остолопы, мать их через колено в лопухи! Опять, говнюки, слили в один флакон два совершенно разных метода программирования поведения.

Это, пацаны, ярчайшей пример той неразберихи, которая с XIX века царит в ученых кругах мира по поводу гипноза и внушения.

Соглашатели и оппортунисты отнесли внушение всего лишь к одной из истекающих из гипнотического состояния гипнотика возможностей им поверховодить.

Над простеньким вопросом: зачем парить загипнотизированного перца внушением, коли он и так готов делать все, что ты ему ни прикажешь, — никто из иностранцев не задумался.