Гражданская война Михаила Булгакова - Василий Александрович Стоякин

Шервинский. «План», который изложил личный адъютант гетмана, вызвал недоумение у присутствующих. Но какой-то же план у гетмана был? Наверное, был… Хотя результат его реализации заставляет полагать, что был он недостаточно хитрым.

По словам Шервинского, сводился план к тому, что «когда вся эта кутерьма уляжется, он положит Украину к стопам его императорского величества государя императора Николая Александровича».

Понятно, что этот «план» относится к категории невероятных евбазовских слухов. Их в очерке «Киев-город» сам Булгаков пересказывал так: «епископ Кентерберийский инкогнито был в Киеве, чтобы посмотреть, что там делают большевики (я не шучу). Папа Римский заявил, что если “это не прекратится”, то он уйдёт в пустыню. Письма бывшей императрицы сочинил Демьян Бедный…» На этом фоне встреча делегации гетмана с покойным императором в Берлине выглядит если не правдоподобно, то органично. «Я-то встречала чушь такую, что в сравнении с ней эта кажется толковым словарём» (Льюис Кэролл).

Понятно, что такого плана у гетмана не было и быть не могло. Похоже, однако, что никакого другого плана у него тоже не было. В результате он оказался в положении «свой среди чужих, чужой среди своих».

К власти гетман пришёл, благодаря поддержке немецких оккупантов, которым нужен был эффективный режим, способный решать актуальные проблемы оккупации. Самой актуальной из этих проблем было изъятие излишков продовольствия – в Германии был голод.

Соответственно, власть УНР, представленная социалистами, эффективной быть не могла – она стояла на защите селян, которые продовольствия производили сравнительно мало, и отбирать у них излишки было технологически тяжело.

Совершенно естественно, что гетманом стал крупный землевладелец, который сделал главой правительства крупного же землевладельца Фёдора Лизогуба (также представителя старинного рода казацкой старшины). Восстанавливалось крупное помещичье землевладение, а крестьяне получили право собственности на часть общинных земель. При этом существовали хлебная монополия и продналог.

Работать всё это не могло, потому что крестьяне уже захватили немалый клин помещичьей земли и делиться им не собирались. Выплачивать налог они тоже не хотели (так же, как не хотели участвовать в большевистской продразверстке). В общем, такая политика привела к массовым крестьянским восстаниям, и именно повстанцы обеспечили петлюровскую армию живой силой…

В этих условиях Скоропадскому нужна была своя армия, но тут возник вопрос уже у немцев. Им была нужна на Украине именно украинская власть – их задачей было надолго оторвать Украину от России, сделав её своим продовольственным и сырьевым придатком. С политтехнологической точки зрения такая власть более эффективно должна была вписаться в атмосферу общеевропейского национального подъёма.

Отсюда следовало недоверие офицерам русской императорской армии, которые в подавляющем большинстве были «единонеделимцами». Собственно, немцы им не доверяли ещё и потому, что это были вчерашние враги. В общем, создавать для гетмана русскую армию было нельзя. А попытки создать для гетмана украинскую армию привели к увеличению численности войск Петлюры.

Вообще, социалисты и большевики вписались в упомянутую атмосферу хорошо, а сам Скоропадский вписался, наоборот, плохо – ему поминутно вспоминали генеральские погоны и высокое положение при дворе. Ну и, разумеется, стремление опереться на имперские кадры. А не имперских, как вы понимаете, не было – у Украины отсутствовала автономия, подобная польской, финской или хотя бы галицкой в Австро-Венгрии. Да и сам гетман позже писал так: «я считаю бессмысленным и гибельным для Украины оторваться от России, особенно в культурном отношении». Нормальная, в общем-то, патриотическая позиция, но в современной, например, Украине пан гетман точно попал бы на «Миротворец».

Созданное немцами «эффективное правительство» оказалось неэффективным, не имеющим военной силы для того, чтобы претворять свою программу в жизнь. А без военной силы в условиях Гражданской войны ничего не работало – традиционные механизмы осуществления власти отказали. Сила же была только у немцев, которые и осуществляли власть за бессильного гетмана. Но в ноябре 1918 года началась революция в Германии и реальную власть осуществлять стало некому…

Гетман бросился за поддержкой к Антанте, но:

а) у союзников тоже не было военной силы (вспомним обсуждение «сербских квартирьеров» и «сенегальцев роты» в «Белой гвардии»);

б) союзники сами были сторонниками «единой и неделимой», поскольку им задолжала именно единая Россия, а не ворох сравнительно мелких государственных образований, чья способность платить по счетам была сомнительна.

14 ноября гетман издал «Грамоту о федерации Украины с Россией», которая предусматривала воссоздание единого государства, в котором «Украине предстоит занять одно из первых мест, потому что от неё исходил порядок и законность края, и в её пределах первый раз свободно жили все униженные и угнетённые большевистским деспотизмом граждане бывшей России».

Но в ночь с 13 на 14 ноября в Белой Церкви была создана Директория УНР во главе с Петлюрой и Винниченко. И широкая общественность восприняла (в общем – правильно восприняла) «грамоту» как крик о помощи. Примерно таким же образом было воспринято срочное формирование офицерских дружин, в которые пошли далеко не все сторонники Белой армии.

Вот Алексей Турбин и говорит: «“Хай живе вильна Украина, от Киева до Берлина”. Полгода он издевался над всеми нами. Кто запретил формирование русской армии? Кто терроризовал население этим гнусным языком, которого и на свете не существует? – Гетман! Кто развёл всю эту мразь с хвостами на головах? Сам же гетман. А теперь, когда ухватило кота поперек живота, он, небось, начал формировать русскую армию. И теперь в двух шагах враг, а у нас дружины, штабы».

В сходных выражениях описывает ситуацию Константин Паустовский: «Петлюра всё туже затягивал петлю вокруг Киева. Тогда гетман Скоропадский выпустил приказ о мобилизации всех без исключения мужчин от 18 до 35 лет. (…) Я считал себя гражданином Российской Федеративной Республики и потому никаким гетманским приказам не должен был, да и не хотел подчиняться».

Как видим, никакого «хитрого плана» у гетмана не было, а было реагирование на требования новых хозяев. А иначе и быть не могло – гетманская Украина существовала за счёт внешних источников легитимности и должна была проводить политику в их интересах.

Беги, гетман, беги

«Если бы мне попалась сейчас эта самая светлость, взял бы я её за ноги и хлопал бы головой о мостовую до тех пор, пока не почувствовал бы полного удовлетворения», – говорит Мышлаевский. Этот персонаж выражает мнение не только автора, но и значимой части киевских офицеров. Они считали, что гетман их предал. И имели для этого все основания.

Обстоятельства бегства гетмана, описанные в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных», вымышлены (хотя сам Павел Скоропадский – один из немногих исторических персонажей романа и пьесы), но не полностью. Булгаков, безусловно, опирался и на