Мы никогда не расставались - Ирина Лазарева

— Да, Настенька, одевайтесь. Надо ехать немедленно, — поддержал Вазген.

— Я не поеду, со мной уже все в порядке. Я хочу побыть здесь с вами. Вы ведь не уйдете так сразу? — спросила она Вазгена.

— Конечно, не уйду! Я даже могу остаться здесь до утра. Я буду ухаживать за вами.

— Правда? Это было бы так чудесно, — доверчиво обрадовалась она.

— Все, я ухожу, — сказал Алексей, вставая. — Я отказываюсь наблюдать эту сцену. Оставайся. Утром я за тобой заеду.

А что, Петровна, найдется у тебя, где переночевать моряку? — обратился он к хозяйке.

— Отчего же не найтись, коли нужда есть. Я ему у Вовки в горнице постелю, а Вовку на печи спать положу, на печи-то ему спать даже лучше. А ты куда ж собрался? У меня вон картошка поспела, консервы есть и водочки сколько душе угодно. Я ведь на ребят паек получаю, и водки на каждого. Они-то, ангельские души, водки не пьют, так я в бутыль все сливаю, вот, смотри.

Варвара Петровна извлекла из буфета большую бутыль с водкой и поставила на стол.

— Ох, и речистая же ты, Петровна. Ладно, уговорила. Выпью сто грамм и пойду.

Алексей ел, а Петровна сидела напротив, подперев щеку сухоньким кулачком, и смотрела на него неотрывно, изредка качая головой и повторяя: «Ах ты, господи!».

— Что смотришь, матушка? — спросил Алексей. — Сама-то поешь, или выпей с нами за компанию.

— Ты на сыночка моего похож, на младшенького — Сенечку. И лицом и статью похож, он у меня такой же пригожий — кареглазый и темноволосый.

— А где же сынок твой?

— Так на фронте. Под Смоленском где-то, и старшой там же. Уже два месяца весточки от них нет. Сердце мое изболелось, а гляну на тебя, и сразу легчает. Ты вот здоровый, веселый, кушаешь хорошо, любо-дорого смотреть, так, может, и сынкам моим не очень плохо. Ты ешь, ешь, не отвлекайся, не слушай меня, старую.

Вазген тоже выпил рюмку водки, с трудом одолел одну картофелину, а больше ему кусок в горло не полез, потому что Настя сидела рядом и изучала каждое его движение с затаенной восторженностью.

Алексей уехал, а на дворе уже стемнело. Вернулся уставший Вовка, поел и сразу завалился спать. Настя с Вазгеном тихо разговаривали в ее комнате.

Варвара Петровна засветила лампадку перед небольшим образом в углу, долго молилась и крестилась, приложилась к образку, потом к фотографиям сыновей, наконец, бормоча что-то и вздыхая, улеглась в постель.

Вазгена тоже ждала удобная постель в горнице, где посапывал на теплой лежанке измученный паренек, но он так и не вышел из комнаты Насти.

В деревне стояла тишина, падал снег и мягко гасил все звуки, лишь пес под окном в конуре вдруг взбрехивал, ворчал, и снова засыпал.

Смерть рыскала по свету, охотясь за людьми, а они любили друг друга — мужчины женщин, женщины мужчин, матери детей, а сыновья матерей, и еще все они любили землю, на которой выросли. Любовь и смерть сражались на войне, и каждая стремилась одержать победу.

Кожа Насти светилась в темноте, она гладила волосы Вазгена, осторожно целовала в глаза и в губы, а он боялся заснуть, уносимый заволакивающей сознание негой.

— Ты скучаешь по дому? — спросила она, продолжая разговор, прерванный охватившей их страстью.

— Да, — коротко ответил он и, помолчав, добавил. — Когда мне бывает тяжко, я вспоминаю наш маленький сад, вижу, как он томится в полуденном зное; на тутовом дереве ягоды, как капли меда, бабушка сидит в тени на веранде и сбивает шерсть гибким прутом. Столько спокойствия в этих равномерных звуках, столько тепла в саду и в моих воспоминаниях, что все плохое отступает, и на душе становится светло.

— Когда-нибудь ты туда вернешься.

— Да, обязательно вернусь.

Через короткое время он спросил:

— О чем задумалась, Настенька?

— О тебе.

— Не думай ни о чем. Алеша говорит: на войне надо жить сегодняшним днем.

— Я рассудила так же, когда лежала больная и думала о тебе…

Ты очень привязан к Алексею? — спросила она минуту спустя.

— Мне без него никуда. Он мне как брат.

— Как мужчина выбирает друга? Скажи, меня интересует все, что связано с тобой. Конечно, друг должен быть преданным, надежным, готовым прийти на помощь — ведь таким мы представляем лучшего друга. Ты ведь ценишь его за что-то?

— Не знаю, я над этим не задумывался. Он просто есть, и все. Так получилось. Наверное, мне повезло.

В темноте мерцали устремленные на него глаза Насти.

— А знаешь, я это очень хорошо понимаю. Раньше, наверно, не поняла бы, а теперь понимаю.

— Не отстраняйся, мне сразу становится тоскливо. Не представляю, как утром уйду от тебя.

Уже давно рассвело, когда они проснулись. Из-за двери доносилось звяканье кастрюль, тянуло дымным запахом горящих поленьев.

Вазген беспокойно вскинулся и выглянул в окно. Алексей стоял у машины, облокотившись на капот и, по всей видимости, не собирался торопить друга.

— Мне пора. Приеду, как только вырвусь, — сказал Вазген, целуя Настю. — Сегодня же попрошу командование, чтобы тебя перевели обратно в Новую Ладогу.

Он одевался, а Настя подавала ему рубашку, китель, широкий флотский ремень, портупею с кобурой и пистолетом. Этот процесс одевания мужчины был исполнен для нее новизны и особого, волнующего ощущения близости.

Наконец он предстал перед ней в полном военном облачении — в ее глазах герой, готовый к свершению новых подвигов.

— Как ты прекрасен, возлюбленный мой! — с восхищением произнесла она фразу то ли свою, то ли впечатанную в память из книги, но точно выражавшую ее чувства.

Когда Вазген в величайшем смущении подошел к машине, Алексей встретил его словами:

— Можешь ничего не объяснять. Я сам все отлично вижу.

— Я женюсь на ней! — сказал Вазген с таким выражением, словно собирался на всех оборотах идти в атаку.

— Ты кого хочешь убедить, меня или себя? — с ленцой осведомился Алексей, залезая в машину.

— Не смейся, брат. Верь мне, на этот раз все серьезно.

В Осиновце, едва Алексей и Вазген вышли из машины, к Вересову подбежал военный корреспондент, молодой человек в армейской форме лейтенанта.

— Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант! — выпалил он, отдавая честь. — Алексей Иванович, я статью принес, чтобы вы проверили, посмотрите, может быть, необходимы исправления.

— Что, прямо здесь? — спросил Алексей, принимая от него пачку листов.

— Пройдемте в землянку, вот сюда, пожалуйста, здесь вам будет удобно.

— Пошли, посмотрим, как он меня расписал, — предложил Алексей Вазгену. — Напросился со мной в плавание, да и угодил в карусель. Нас как раз «мессеры» в оборот взяли. Натерпелся страху, бедняга, мало того, что от болтанки позеленел с непривычки.