Роботы - мстители - Людмила Белаш

Расхититель казенного добра отошел в сторону, но глаз с дивной квадриги не сводил – однако же, девчонки! что за компания?.. Впрочем, наплевать. Они платят наличкой; посредник надежный, проверенный.

Обратная процедура длилась дольше; картриджи надо было отнести к «харикэну» – а ближе чем метров на семьдесят фургон не мог подъехать – и аккуратно сложить в топливный приемник; в бою и на учениях, когда «харикэны» дозаправляют в воздухе, автоматика делает это быстро, с шорохом – а тут… Но все сработало – пошел катализ, в недрах «харикэна» утробно зарычало, из выхлопных труб, прозрачно клубя воздух, забили струи бесцветного газа. Запыхавшийся и чуток вспотевший Звон победно гикнул, показав пальцами V, и подмигнул Лильен, с которой за все время не удалось и десятью словами перекинуться. К большому его огорчению, и на обратном пути она в кабине не поехала – забралась с Гильзой и Рыбаком в кузов, а к нему сели Чара с Косой – обсуждать предстоящую акцию. Утешался Звон тем, что Лильен поглядывала на него ласково, говорила с ним лукаво и улыбка то и дело пробегала по ее нежным губам. Ну, все еще впереди! И напряг минувших дней, и завтрашний монтаж гнезда для Рыбака казались ему пустяками по сравнению с тем, что обещали губы Лильен, – и ради будущего счастья стоило потрудиться. Хо-хо, завтра не только работенка предстоит – завтра опять будем вместе с ней!..

Звонки Маски и Фанка были сделаны вовремя, и оба свободных кочевника отчитались в своих похождениях, а Маска вдобавок сообщила номер и код ячейки в камере хранения вокзала, где маму ждут деньги. Это – на самый вечер, когда девочки пойдут на танцы. Пока они наряжались, Чара уделила время дневнику.

«Я – мать, – Чара остановилась на секунду, задумалась, затем продолжила писать, и аккуратные строчки начали заполнять страницу. – Я – мать! Какое это огромное понятие, какой глубокий смысл заключен в этом коротком слове. Мужчина может трудиться всю жизнь, вкладывая ее в созидание, труд, строительство, творчество – и так и не достигнуть идеала, совершенства; а женщине, чтобы состояться, достаточно родить ребенка. Все духовное богатство мира, все созидание и творчество сосредоточены в единственном слове – мать. И пусть я не родила своих девочек в физиологическом смысле, но я дала им жизнь – жизнь полноценную, свободную и независимую. Они теперь не жалкая бессловесная прислуга, не куклы для утех – они люди, они могут радоваться и страдать, а мой долг – быть сопричастной к ним. Мы продолжаем себя в своих детях, в них мы обретаем бессмертие. Неродившая женщина – как бесплодная смоковница. Да, велика тяжесть матери – все боли, все болезни своего ребенка пропускает она сквозь свою душу, несет она заботы и лишения, отказывает себе в сладком куске и модной одежде, но как велико ее счастье видеть возросших детей своих – красивых и гордых. Мать все беды и радости постигает сердцем своим, и потому в ней – вся мудрость мира. Насколько я сама обогатилась духовно, став матерью! Я была секретаршей, служанкой, глупой девчонкой, знавшей только бумаги и переговоры, и считала себя умной. Сейчас я смеюсь над собой.

Тот, кто не испытал чувство страха за другого, чувство постоянной тревоги за своего ребенка, чувство радости за его достижения, кто не видел, как на твоих глазах взрослеет и меняется, становясь лучше и прекраснее, порожденное тобой существо, тот не может назвать себя познавшим жизнь. Только мать знает ее сокровенные тайны.

Но имею ли я право подвергать своих девочек такой большой опасности, рисковать их жизнью? И в этом заключена горькая истина – наши дети не наши рабы. С каждым своим шагом они уходят от нас все дальше и дальше, и нам их не остановить. Дело матери – идти рядом, чтобы успеть помочь, подхватить, если они упадут, поддержать, чтобы они выстояли. Они сами избрали этот путь. «Уран» появился в моем доме еще тогда, когда Дымка была жива. Мы должны принять бой. Побеждает тот, кто сильнее. Если мы хотим иметь в этом мире какие-то права – мы должны драться. А как мать – я должна быть впереди».

* * *

Когда девчата подходили к зданию, Гильза на ходу давала Лильен последние наставления:

– Они не любят, когда их называют варлокерами, сами себя они зовут – «верные». Дискотеку они называют «молением» или «обращением», Энрик у них Пророк, его видеодиски – «откровение», а Бога зовут Другом, ибо Бог как Друг всегда присутствует в мире и всегда готов прийти на помощь.

– А разве в храме поют и танцуют? – спросила Лильен. Она встречалась со священниками и раньше, но все они были приличные, спокойные люди, которые говорили о том, как правильно жить. А сейчас она не знала, как себя вести, и сильно волновалась.

– Да, – убежденно кивнула Гильза, – и поют, и танцуют. Всякое дыхание да хвалит Господа, но по-разному.

Они вошли внутрь и, пройдя по коридору с низким потолком, оказались в небольшом холле, откуда уходили вдаль коридоры, а вверх – две лестницы. Помещение под храм Друга было перестроено из подземного гаража. Вход, где раньше проезжали машины, был перегорожен стеной с широкими дверьми, а вверху сияла люминесцентная надпись – «Ночной Мир». Открытые двери были перекрыты блестящей цепочкой, а рядом стояла охрана – несколько плечистых парней в черном.

– Странно, – пожала плечами Гильза, подходя ближе и волоча за собой изрядно оробевшую Лильен, – никого нет. Обычно тут стоит толпа народу…

Все парни из охраны уставились на новеньких. Зрелище того стоило. На Гильзе было одето два свитера, один больше другого и рваный, чтобы в просветах была видна яркая желтая ткань, и в длинную, тоже рваную юбку, чтобы среди полотнищ мелькали точеные ноги в желтых, облегающих лодыжки ботиках. Волосы она собрала в пучок, поставленный дыбом, а губы, веки и ногти покрасила в черный цвет. Получилось очень стильно, хоть на первый взгляд и жутко. Лильен была еще более стильной. Надеюсь, вы не забыли, что волосы ей обрезали «пилой» и обработали морилкой. Хоть она и пыталась вымыть голову, но это ей не удалось. Неровные пряди разной длины и грязного серо-коричневого цвета торчали во все стороны, а веки, румяна и губы она сделала синими, и не по какой-то кладбищенской прихоти, а потому, что Гильза в спешке, удирая с прежней квартиры, схватила косметичку Маски, а у той теплых тонов не водилось. Пока Гильза наводила себе черные тени «под наркоманку», Лильен в растерянности выбирала между синим и зеленым, отдав в конце концов предпочтение первому, поскольку если синие губы еще можно было как-то стерпеть, то зеленые вызывали откровенную тошноту. Оделась она в черный, тоже Маскин, топик, который ей был мал и облегал ее туже собственной кожи, и мини-юбку. Покопавшись в своей сумке, где лежали вещи Эмбер, Лильен нашла прозрачную, вышитую змеями тунику и, несмотря на уговоры Гильзы, что она и так бесподобно выглядит, надела ее сверху. А вот колготок она не нашла, пришлось одалживать у Гильзы. Когда она натягивала их на себя, петли лопнули в двадцати местах сразу и побежали затяжками.

– Класс! – с завистью выдохнула Гильза, – и как тебе это удается?

– Ладно, – с отчаянием махнула рукой Лильен, – не смейся надо мной. Зайдем в туалет, я их переодену…

– Не вздумай, – уговаривала ее Гильза, – такого ни у кого нет. Это особый шик, все обзавидуются. Вот увидишь, еще и мода пойдет, подражать начнут.