Люби меня, как я тебя - Светлана Лубенец

Таня пожала плечами и только сейчас сообразила, что Аллочки действительно с ними нет.

– Стоит только ослабить бдительность… – крикнула Дронова, схватила свою сумку и выбежала из класса.

– По-моему, они разорвут Клюшева пополам, – усмехнулась Оля. – Алка напротив школы с Антуаном щебечет. Я в окно видела.

Девочки сгрудились у подоконника.

– Точно! Любимова! – Лена кивнула Тане, которая одна так и осталась стоять посреди класса. Поскольку подруга с места не сдвинулась, Прижняк стала комментировать то, что видела на улице: – Ой! А вот и Катька… Такая встрепанная… Ой, она сейчас разорвет Алку на куски! А Клюшев-то, Клюшев… Прямо не знает, кого выбрать… Танька! Да иди же ты сюда!

Таня подошла к соседнему окну, раздвинула листья герани и выглянула во двор. Антуан будто только этого и ждал. Он поднял голову, их глаза встретились, и Таня, вздрогнув, отпрянула.

Когда Осокина в гардеробе подошла к Лене Прижняк, та отвернулась от нее, обиженно поджав губы, будто только что не разговаривала с ней в классе.

– Лен, ты чего? – удивилась Таня.

– Того! – накинулась на нее подруга, будто только и ждала такого удобного случая для разговора. – Правильно, наверное, Катька сказала, что ты на Комиссарова глаз положила.

– Какая глупость! – возмутилась Таня. – С чего ты взяла?

– С того! Ходишь какая-то задумчивая, возвышенная, ничего мне не рассказываешь… На предмет того, кто тебе тот шикарный цветок подарил, отмалчиваешься… Может, он как раз от Комиссарова?

– Нет, цветок не его.

– А чей?

– Честно говоря, я не знаю. – Таня сказала сущую правду, потому что у нее и в самом деле были только догадки на этот счет.

– Ага, так я тебе и поверила! – зло рассмеялась Лена. – Неужели тот, кто подарил, так и не дал знать о себе?

Таня отрицательно покачала головой.

– Тогда точно Комиссаров!

– Не говори ерунды! Расскажи лучше, как у вас с ним дела? Ты все еще безрезультатно выходишь на его остановке или дело наконец сдвинулось с мертвой точки?

– Хороша же у меня подруга, которая про меня ничего не знает! – Лена подперла бока руками и посмотрела на Таню неожиданно злобно.

– Если ты расскажешь, то я буду знать, – решила не обижаться Таня.

– Пожалуйста! – Лена говорила таким ядовитым тоном, что Осокину это уже начало раздражать, и она с трудом сдерживалась.

– Я расскажу! Отчего не рассказать? – продолжила Прижняк. – Петя вложил в анкету записку, что не против со мной встретиться.

– Ну, и вы встретились?

– Встретились. Только лучше бы не встречались! – Лена кричала уже на весь гардероб.

Таня накинула на нее куртку и потащила из гардероба к двери на улицу.

– Чего ты так разбушевалась? – укоризненно спросила она подругу. – Хочешь, чтобы о твоей личной жизни вся школа знала?

– Нет у меня никакой личной жизни! – продолжала выкрикивать Лена, а на крыльце вырвалась из Таниных рук, надела задом наперед вязаную шапочку и закончила: – И все, между прочим, из-за тебя!

Таня непонимающе уставилась на подругу.

– И не делай такие невинные глазки! – Лена застегнула куртку так, что одна пола получилась короче другой сантиметров на десять, и Таня наконец поняла, что Прижняк по-настоящему расстроена.

– Так, все ясно. У тебя что-то случилось. Рассказывай сначала и по порядку, – приказала она Лене тем своим командирским тоном, которого у них в классе никто не мог ослушаться. Даже независимый Петя Комиссаров.

У Прижняк некрасиво скривилось лицо, и она наконец расплакалась у Осокиной на плече.

– Понимаешь, – всхлипывала она. – Мы с ним гуляем, а он все время о тебе расспрашивает. Я перевожу разговор на другое, а он опять про тебя. И ничего не помогает. В последний раз я даже отказалась пойти с ним в кафетерий, думала, он расстроится и прибежит, а он даже и не звонит. Как будто так и надо, как будто ему нет до меня никакого дела… Может, действительно он подарил тебе тот цветок в упаковке?

– Нет, Ленка, я тебе клянусь, что не он! И вообще, я никаких видов на него не имею и не собираюсь иметь. А когда он тебя опять обо мне спросит, если, конечно, спросит, можешь смело сказать, что я его терпеть не могу и что будет лучше, если он постарается не попадаться мне на глаза.

– Да-а-а, – плаксиво протянула Прижняк, – говорят, от ненависти до любви один шаг…

– По-моему, говорят наоборот: от любви до ненависти… Но это все равно. Запомни: мне совершенно не нужен Петя Комиссаров, потому что…

– Почему? – Лена вскинула на подругу еще заплаканные, но уже очень любопытные глаза.

– Потому что… потому что мне интересен совсем другой человек.

– Антуан, да?

– Нет, – усмехнулась Таня.

– Не Антуан? А кто же? – Лена, казалось, совершенно забыла о своей несчастной любви.

– Я потом тебе скажу, Ленка, ладно? Я сама пока не во всем разобралась.

– Знаешь, Таня. – Прижняк с большим сомнением покачала головой. – Что-то я не вижу в нашем классе других достойных тебя кандидатов. Не в Димаса же Васильева ты втрескалась? Он один еще хоть как-нибудь сгодился бы…

– Ни в кого я не втрескалась! – возмутилась Таня. – Я же говорю, что не разобралась…

– Все ясно: он наверняка старшеклассник. И ты боишься, что он до тебя не снизойдет. Правильно я угадала? – Ленины глаза так разгорелись от сногсшибательного предположения, что трудно было даже представить, что она только что горько плакала от неразделенной любви. – Он, случайно, не из 9-го «А»? Такой черненький? Вишенка?

– Какая еще вишенка? – поморщилась Таня.

– Не какая, а какой. Это Катька придумала его Вишенкой звать, потому что у него глаза такие темные, как настоящие спелые вишни!

– Ну… да… ты почти угадала, возможно, что он – Вишенка и есть. – Таня согласилась бы сейчас с любой ерундой, только бы увести Лену подальше от обсуждения этого вопроса. – Я расскажу тебе все позже, хорошо?

– Ладно! – Лена была уже почти веселой. – Только поклянись, что я узнаю обо всем первой!

– Клянусь, – сказала Таня, перевернула на подруге шапку и по-матерински заботливо перестегнула ей куртку.

– Ты мне его потом покажешь, – продолжала радостно трещать Прижняк. – И если это Вишенка, то у Катьки есть связи в 9-м классе, и этот Вишенка в две минуты будет у нас в кармане!

Осокина тяжело вздохнула и решила не отвечать, тем более что Прижняк в ее ответе уже совершенно не нуждалась. На подобную тему она могла говорить одна часа два без остановки.

Через неделю в школу пришел Винт. Хотя никто не хотел писать ему записок в больницу, но возвращению его в класс все обрадовались. Больше всех, конечно, радовался сам Пашка. Он каждому совал под нос свою правую руку. Она была синеватая, с шелушащейся кожей и слишком белыми ногтями.