Смертельный выстрел - Томас Майн Рид

Если так, то это ее печаль, а не сестры. Ту обуревают другие, и куда более горестные, чувства. Ее мало заботит, где предстоит им жить и что есть. Ни отсутствие удобств, ни грубая пища – ничто не волнует ее сейчас. Она согласна найти приют под самой скромной кровлей в Техасе, напротив, была бы даже рада этому, окажись Чарльз Клэнси верен своему слову и раздели этот приют с ней. Но он подвел ее, и вот все кончено.

Кончено ли? Нет, не для нее. Для него – возможно. Он найдет утешение в объятьях своей креолки и вскоре забудет о Хелен Армстронг. Забудет о клятвах и сладких обещаниях, произнесенных под магнолией, которая в эту тяжкую минуту кажется девушке деревом более унылым, чем тис или кипарис.

Забудет ли она его? Сумеет ли? Нет, разве что в том краю, куда они направляются, ей не встретится легендарная река забвения Лета. Ах, как это горько, как обидно!

Горе ее достигает вершины, когда ландо проезжает к просеке, за которой скрывается коттедж Клэнси. В этих стенах спит человек, сделавший ее жизнь такой несчастной. И как способен он спать после того, что наделал?

В этот миг ей кажется, что никогда в жизни не сможет она сомкнуть глаз, до самой смерти!

Чувства ее кипят, боль овладевает ею с такой силой, что скрыть ее уже невозможно. Хелен и не пытается этого сделать, пока дом не скрывается из виду. Как удачно, что ее отец погружен в свои собственные безрадостные мысли. Но сестра замечает все и способна сделать предположения. Но это излишне – ей все известно. Но она молчит. Эти страдания слишком священны, чтобы вторгаться в них. Бывают времена, когда даже сестра не в силах утешить.

Джесси радуется, когда деревья снова загораживают коттедж Клэнси, да и их собственный особняк навсегда скрывается из виду.

Будь Хелен Армстронг способна пронзить взглядом белые стены домика и увидеть распростертую на постели женщину, умершую или умирающую, а также иную постель, незанятую, несмятую, обитатель который в данный момент лежит среди холодных болот под сенью мрачных кипарисов, это вызвало бы в ней потрясение не менее сильное и ужасное, нежели пережитое недавно.

Горе осталось бы в ее душе, но не обида. Первое переносить легче – ей проще было бы смириться со смертью Клэнси, но не с его изменой.

Но ей ничего не известно о случившемся, о разыгравшейся накануне в кипарисовом болоте кровавой трагедии, которая уже позади, и о скорби внутри коттеджа, которая еще продолжается. Знай она об одной или наблюдай другую, то при последнем взгляде на белые стены продолжала бы лить слезы, но не в гневе, а от печали.

Солнце стояло уже высоко, над вершинами самых больших деревьев, когда вокруг жилища вдовы Клэнси собралась толпа. Ближайшие соседи уже были здесь, а дальние подтягивались. Каждые несколько минут по двое или по трое подъезжали всадники с длинными винтовками за плечом, с патронташами и рогами для пороха на нагрудных ремнях. Спешившиеся были вооружены и снаряжены подобным же образом.

Причина этого военизированного собрания была всем известна. За несколько часов перед тем по плантациям разнеслась весть, что Чарльз Клэнси пропал, причем при обстоятельствах, заставляющих предположить некое несчастье. Мать его разослала по округе гонцов, и соседи стали собираться вокруг ее дома.

В юго-западных штатах в подобных случаях не принято оставаться в стороне, вне зависимости от статуса. Как богач, так и бедняк в равной степени принимают участие в отправлении лесного правосудия – по временам не слишком совпадающего с писаными законами страны.

По этой-то причине все соседи, дальние и близкие, званые и незваные, явились безотлагательно. Были среди них и Эфраим Дарк с сыном Ричардом.

Арчибальд Армстронг отсутствовал, но его и не искали. Почти все знали, что рано поутру он уехал. На дороге виднелись следы от колес его фургона, и если пароход, на который был взят билет, отошел в назначенный час, полковник должен был уже находиться милях в пятидесяти от места событий и удаляться с каждым часом. Но никто о нем и не думал, потому как едва ли бывший плантатор или члены его семьи могли иметь какое-либо отношение к делу, которое призвало сюда общину.

Задача заключалась в том, чтобы разыскать Чарльза Клэнси, до сих пор не вернувшегося домой. Мать уже рассказала то, что ей было известно, историю оставалось повторить для запоздавших. Вдова подробно поведала о событиях предыдущего дня, закончив появлением грязной и окровавленной собаки. Живое подтверждение ее слов в виде самой собаки, пребывало тут же, в описанном состоянии. Все видели, что псина ранена: след от пули, рассекшей ей шкуру, виднелся на шее. Вкупе с исчезновением хозяина это укрепляло подозрения в том, что произошло нечто скверное.

Еще одно, менее серьезное, подозрение пробуждал кусок веревки, завязанной у собаки на шее. Свободный ее конец был истрепан, как будто его разгрызли зубами. Это наводило на мысль, что животное привязали, но оно сумело освободиться.

Но зачем же гончую привязывали? Зачем стреляли в нее? Никто не мог ответить на эти вопросы.

Вызывал удивление и час, когда собака вернулась. Поскольку Клэнси вышел из дома примерно в полдень, он не мог удалиться от него на такое расстояние, чтобы животному понадобилась почти вся ночь на обратный путь.

Не сам ли Чарльз сделал выстрел, последствия которого все наблюдали?

На этот вопрос практически сразу был дан отрицательный ответ. Среди собравшихся имелись охотники, которые без ошибки могли истолковывать следы так же легко, как Шампольон читал египетские иероглифы[16]; эти специалисты удостоверяли, что рана была нанесена пулей из гладкоствольного ружья, а не нарезного, тогда как Клэнси ходил всегда с винтовкой. Так что собаку подстрелил не он.

Проведя около часа в обсуждении плана действий, собрание отправилось на розыски пропавшего. Никто в присутствии матери не сказал «на розыски трупа», но она предчувствовала, что не увидит больше сына, хотя соседи и ободряли ее.

Искатели разделились на два отряда, которые отправились на поиски в разных направлениях.

Самый большой отряд поручили старому охотнику Саймону Вудли, который взял собаку Клэнси, рассчитывая, что она сможет оказаться полезной, как только они нападут на след ее хозяина, если это случится, конечно.

Собака действительно оказалась полезной. Очутившись в лесу, она, почти не опуская носа, побежала с такой скоростью, что верховые охотники едва могли поспевать за нею.

Скачка галопом заняла почти две мили через лес и подлесок, и закончилась на краю болота. Только небольшое количество искателей оставалось рядом с собакой – прочие поотстали и теперь подтягивались небольшими группами.

Охотник Вудли одним из первых подошел к трупу, потому как, увидев место, где гончая остановилась, заливаясь громким лаем, обнаружить нечто иное никто и не ожидал.