Страховщик - Бентли Литтл

А вот с Эдвардом и Хорхе – совсем другая история. Они и вправду подружились. Ходили друг к другу в гости, задерживались после работы, чтобы пропустить по рюмочке, отдыхали вместе по выходным. Больше всего удивляло и Ханта, и Джоэла, насколько Эдвард и Хорхе не соответствуют привычным стереотипам о «рабочем классе». Эдвард обожал классическую музыку. Не просто знал десяток популярных мелодий, а был настоящим фанатом и знатоком. И слушал не только мейнстрим, но и каких-то новейших композиторов – Монк, Ленца, Райха, Андриссена, – о которых Хант прежде и не слыхивал. Хорхе читал больше, чем любой из знакомых Ханта, причем не стандартные бестселлеры, а каких-то загадочных южноамериканских авторов, еще даже не переведенных на английский. Удивительное дело: эти двое рабочих – больше интеллектуалы, чем сам Хант, или Джоэл, или кто-нибудь из «белых воротничков»! Хотя сами «белые воротнички», разумеется, ни за что бы в этом не признались.

Сын библиотекаря и учительницы, Хант вырос в замкнутом интеллигентном мирке; он честно старался усвоить демократическое мировоззрение, хотя в глубине души все-таки верил, что пропасть между классами почти непреодолима, что образованный человек отличается особыми свойствами и вкусами, каким просто неоткуда взяться у необразованных сограждан, занятых физическим трудом. Новая работа вычистила у него из головы этот мусор и заставила понять: предрассудки в самом деле именно так несправедливы и вредны, как о них рассказывают.

Да и сама работа оказалась по-настоящему увлекательной. Округ Пима велик и полон разной растительности, так что Хант со своей бригадой постоянно работал в новых местах. Конечно, у них было что-то вроде расписания – список мест в городе, требующих регулярного ухода и присмотра, – однако как минимум пару раз в месяц Хант с товарищами отправлялся по безлюдным дорогам в какие-то дальние закоулки, где никогда прежде не бывал.

Самым странным из этих новых мест стала «тюрьма».

По крайней мере, так называли ее Эдвард и Хорхе. Что это такое на самом деле – никто не знал. Располагалась она на юго-восток от Тусона, вблизи старого города, на краю давным-давно пересохшего пруда, заросшего травой и мескитовыми деревьями. Засуха прошлого года сделала район пожароопасным, и им поручили спилить сухостой, чтобы другая бригада на следующей неделе его вывезла.

Однако сперва Эдвард и Хорхе повели Ханта по крутой тропе вниз по склону. Спутанная колючая трава здесь вздымалась по пояс, и среди буйных зарослей возвышалось странное каменное строение, размером чуть больше деревенского сортира. Без окон – лишь ржавая решетчатая дверь навеки застыла полуоткрытой. Стены изнутри поросли мхом, каменный пол, влажный и скользкий, покрылся какими-то водорослями, словно в глубине под каменной будкой пробивалась из-под земли вода.

– Совершенно непонятно, что это такое и зачем оно здесь, – пояснил Хорхе. – Ясно, что «тюрьма» старая – должно быть, одних лет со старым городом; но в те времена она должна была быть под водой.

Эдвард приналег на дверь. Та не поддавалась.

– Я думаю, – сказал он, – запирали человека здесь, пока вода спадала, а потом уровень воды прибывал, и он тонул. Типа казни. Знаете, как с ведьмами – чтобы самим не проливать кровь.

– Может быть, – задумчиво кивнул Хорхе. – Очень может быть.

Даже ранним утром солнце пекло вовсю, и они не стали долго задерживаться – вернулись по своим следам к грузовику и принялись за работу. Однако весь тот день «тюрьма» не выходила у Ханта из головы, и, сам не зная почему, вечером он не стал рассказывать о ней Бет.

Не считая этого, они с Бет ничего друг от друга не скрывали. Отношения их шли вперед спокойно и плавно, словно у влюбленных в фильме-биографии. И в самом деле, они любили друг друга, хотя ни он, ни она не говорили об этом вслух; почему – Хант не совсем понимал, но собирался это исправить. После Эйлин он думал, что не скоро вновь завяжет серьезные отношения, но теперь понимал: с Бет он готов провести всю оставшуюся жизнь.

Однажды в пятницу вечером у дверей клуба, куда отправились послушать Джимми Дейла Гилмора, они встретили своего старого приятеля – костлявого парня в фиолетовой толстовке. Живой и здоровый, тот околачивался на автостоянке – видимо, занимался своим обычным ремеслом. Он заметил их, но не узнал – или сделал вид, что не узнал. И хорошо, сказал себе Хант. Этот парень определенно не из тех, кого стоит иметь в числе знакомых.

Интересно, в той-то, второй, больнице его приняли? Или выкинули на улицу, словно какого-нибудь нищего у Диккенса, отрезав: «Без страховки не принимаем»?

Впрочем, раз он жив-здоров, очевидно, кто-то где-то его все-таки вылечил, сказал себе Хант. Впрочем, если громко окликнуть сзади, парень, быть может, не обернется – вряд ли он теперь слышит тем ухом, которое в больнице отказались лечить.

Сам Хант все еще воевал со своей страховой компанией. Компания настаивала, что все свои обязательства выполнила: поврежденная мебель и предметы обстановки заменены предметами равной стоимости, дело закрыто. Хант отказывался смириться и подал жалобу в страховую комиссию штата. Однако жернова бюрократии вертятся медленно: неизвестно даже, когда будет вынесено решение – не говоря уж о том, в чью пользу. Он собирался написать своему сенатору и в законодательное собрание штата, придумал целый проект закона, который предотвратит такие безобразия в будущем. Предлагаемые им меры были просты, разумны, логичны – Хант считал, что их поддержат все… ну, разве что кроме самих страховых компаний.

Теоретически это значит, что к нему должны прислушаться.

Однако у страховых компаний глубокие карманы и профессиональные лоббисты. Так что в глубине души Хант понимал: ничего не изменится.

– Хорхе!

Он не слышал криков жены, пока не выключил газонокосилку; отчаянные нотки в голосе подсказали, что кричит она уже не первый раз.

– Хорхе!

Что там стряслось? И почему она сама к нему не вый-дет?

Что, если… не может?

При этой мысли он бросился бежать. Влетел в дом, не вытерев ног, оставляя на ковре грязь и траву, громко зовя жену по имени:

– Инес! Инес!

В гостиной жены нет, в общей комнате тоже – это он понял сразу. Крики доносились с кухни – вместе со странными звуками, происхождение которых Хорхе определить не смог. Он поспешил туда.

Сцена, представшая перед ним, словно вышла из кинокомедии – хотя, строго говоря, ничего смешного в ней не было. Инес стояла перед посудомоечной машиной и отчаянно пыталась остановить струи воды, бьющие во всех направлениях из-за закрытой дверцы. Мокрыми были и пол, и стол, и дверца холодильника, и сама Инес.

– Помоги мне! – вскричала она, увидев мужа. – Выключи воду! Сделай что-нибудь!!

Хорхе подбежал и нажал на кнопку. В лицо ему тут же полетели капли воды, и тугая ледяная струя ударила в ширинку.

– Это я уже пробовала! – прокричала Инес. – Иди на улицу, выключи воду!