Невидимый флаг. Фронтовые будни на Восточном фронте. 1941-1945 - Питер Бамм

Мы сошлись на счете три – два в его пользу! Затем он повел меня – как хозяин имения своего желанного гостя – в дом. Что-то пылало внутри, и это пробудило во мне мои самые заветные желания – огонь в печи! Он взял меня за руку с наигранной нежностью – нежностью, которая была сведена на нет несколькими едкими замечаниями. Так под цветком кактуса скрываются колючки и шипы.

Он и я были так далеко от наших близких и родных очагов, так много времени провели в странствиях, так мало знали о грядущем, так много знакомых уже потеряли: многие из них были ранены, многие исчезли в таинственном мире лагерей и тюрем. Мы постепенно начали уже забывать, какой она была – прежняя жизнь.

Солдатская жизнь имеет свои особенности, а это ведет к созданию собственных обычаев и сводов законов, а также к такой вот нежности кактуса.

Согревание является длительным процессом, который проходит в несколько этапов. Сперва кажется, что огонь просто горит. Затем согреваются руки и лицо. Очень постепенно жар проникает в глубь тела, и в конце концов согреваются конечности. Тепло проникает туда вместе с кровью.

Впереди у нас был блаженный час отдыха. Как только мы начнем оперировать, придется работать почти без отдыха, может быть, в течение 3 дней, а может быть, и 3 недель. Но до тех пор пока наша рота не прибыла сюда и полевой хирургический госпиталь еще не открылся, у нас не было особых дел. К счастью, к нам добрался дивизионный протестантский капеллан. Мы приняли его со всей возможной гостеприимностью в нашем неприбранном доме, и он нам был крайне благодарен за это. Была велика вероятность того, что он будет обеспечен работой.

В войсках протестантского капеллана называли «есак», а католического священника «казак» – сокращения от слов «протестантская противогрешная пушка» и «католическая противогрешная пушка». Это была дружеская шутка. И без дальнейших церемоний в честь нашего гостя Казак III был переименован в Есак III.

Ромбах решил проблему с транспортом, избавившись от половины повозок, а освободившихся лошадей распределил по оставшимся, так что теперь в одну повозку можно было запрягать по четыре, а то и по шесть лошадей. Конечно, запряженные шестеркой лошадей, эти легкие повозки ездили довольно быстро, хотя колеса у них ломались весьма часто. Он разместил нас именно так, как я его и просил. Этот «дружеский консенсус» доставлял нам особое удовольствие.

Святой отец рассказывал нам невероятные истории о Крыме. В горах Яйлы, в месте, носящем запоминающееся и прекрасное имя Бахчисарай, до сих пор существует дворец, построенный в основном из дерева, в котором жили татарские ханы. Во всем мире сохранилось только два таких дворца. Другой расположен на южных склонах Кавказских гор и возвышается над Тифлисом. В Крыму имеется также караимская цитадель в Чуфут-Кале, возведенная хазарами, которые приняли иудаизм еще в VIII веке и которые обладали важными еврейскими книгами. Хазары! Я кое-что слышал о них во время обучения в последнем классе школы. А теперь у нас будет возможность лично посмотреть на все эти достопримечательности! На Южном берегу Крыма – русской Ривьере – среди пальм возвышаются дворец за дворцом, вилла за виллой. Ходили слухи о том, что между Симферополем и Севастополем проложена настоящая дорога.

Вот тогда я впервые и услышал о Севастополе. В течение многих месяцев он висел над нами как дамоклов меч. Но в тот момент решение вопроса о том, принадлежал ли он нам или же русским, которые решили провести зиму в Крыму, все еще зависело от исхода боя за болотистое устье реки Четарлык.

Двадцать раненых уже были доставлены в полевой хирургический госпиталь, и сержант Германн вышел доложить, что мы готовы начать оперировать. Одним из первых наших пациентов оказался Столичный Острослов. У него были прострелены обе ягодицы, но он смог добраться до нас собственным ходом. Мы часто встречались с подобными случаями. Сильное возбуждение во время боя на некоторое время приглушает чувство боли. Иногда она начинает ощущаться только через несколько часов. Когда пациент вошел в операционную со своими легкомысленными комментариями, в голове у меня мелькнула мысль, что такая рана вполне подходит этому клоуну. Но Столичный Острослов, хотя и не прекращал отпускать свои шуточки, больше не был клоуном. Он командовал одной из тех двух рот, которые первыми пересекли болото.

– Но, доктор, это был единственный выход. Мы представляли из себя сидящие мишени. Русские сидели в окопе. После каждого залпа у нас были раненые. Поэтому мы перегруппировались и двинулись на них. Нас могли наградить или же отправить в военный трибунал. Мы понятия не имели, что нас ожидает. Если бы у нас были сапоги, мы могли бы зайти сбоку – вот такая небольшая развлекательная экскурсия.

Его рана представляла собой одну из тех проблем, решение которых не описано в учебниках. Наверняка вместе с пулей в тело попали части одежды. Теоретически это может привести к газовой гангрене, причем чем глубже рана, тем больше вероятность ее возникновения, поэтому входное отверстие от пули должно быть как следует очищено. Но это означает превращение сравнительно легкого боевого ранения в глубокий хирургический надрез. Наш собственный опыт подсказывал нам, что, вопреки теории, подобные раны зарастают без особых осложнений. Поэтому мы обработали рану Столичного Острослова большой дозой йода и заклеили двумя полосками пластыря.

По тем сведениям, которые нам сообщали раненые, мы могли проследить ход операции во всех деталях. Внезапное, невиданное до тех пор ухудшение условий порождает в людях тихую ярость. В каждом рассказе сквозит уважение, смешанное с наигранным негодованием, к стойкости противника. Они все не выходили из боя более чем неделю и были на открытой местности целыми днями и ночами – об этом нельзя не упомянуть. Они все забыли о том, что некогда они были рабочими, крестьянами, торговцами. Это было очень давно. Они все стали исключительно опытными бойцами. Они сменили сантименты на холодную практичность. Русские раненые также проявляли нечувствительность к боли, если им демонстрировали дружелюбие. Ими также овладевала глухая ярость. Война по-настоящему еще только начиналась.

Мы также утратили чувство реальности. Конечно, здравый смысл удерживал нас от непродуманных поступков; но это была не более чем бледная тень на задворках наших мыслей. В дельте Четарлыка правила бал наполеоновская «безжалостная госпожа», стечение обстоятельств. Если случится худшее и русские перейдут в контратаку, они одолеют нас в течение нескольких часов. Маловероятно, что нам помогут условия местности. Только намного позднее я узнал, что одна из рот бережно ухаживала за русскими ранеными, которых ей удалось захватить, а затем эвакуировала их, когда угроза миновала. Война, казалось, утратила всякую связь с причиной, ее побудившей: она превратилась в войну до полной победы.

Сооружение гати было завершено, и по ней начали прибывать первые раненые с другого берега. Младший лейтенант Иохим, который командовал моторизованной медицинской ротой, то есть другой медицинской ротой нашей дивизии, лично приехал на трехосной машине скорой помощи, начал собирать раненых и привозить их к нам. Во время паузы, когда одного пациента убирали с операционного стола, а другого только готовили к операции, мы вдвоем выпили по чашечке кофе, присев на ящик. Иохим сказал мне, что саперы при входе на гать просили его захватить с собой на обратном пути винтовочные патроны и ручные гранаты – но он отказался, потому что он ездил под эмблемой Красного Креста. Но русские обстреляли из пулеметов его машину скорой помощи… и во время следующей поездки он замазал грязью белый круг, на фоне которого был нарисован красный крест.