Дневник Пети Васина и Васи Петина - Тамара Ломбина

— Тут уж ничего не поделаешь, — ответил я ему, — для разведки места не выбирают.

Вася П.

Как это — «праздновать труса»?

19 июля. Мы несколько дней не вспоминали, а вернее, не говорили о том, как нас опозорил перед всей деревней Вовка по кличке Соловей разбойник. Потом уже мы узнали, что он сын конюха дяди Димы, очень доброго и улыбчивого человека. Как только у такого человека мог родиться такой сын?

Сегодня с утра мы вдруг глянули друг на друга и сказали одновременно: «Едем!» И вывели велосипед. В дальней стороне села были такие замечательные горки, а за селом — длинный пологий спуск. Правда, путь к ним лежит мимо дома Соловья-разбойника. Но нас это не остановило.

Мы ехали по деревне и держали, как говорят американцы, улыбку. Не хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь сфотографировал нас в это время. Вдруг Вася мне говорит: «А как ты думаешь, что это значит "праздновать труса"?» Если бы я не держался за руль, я бы ему прямо врезал. Я и так еду, а у самого сердце стучит прямо где-то в голове. А тут этот интеллектуал. Но в это мгновение мы уже подъезжали к логову Соловья.

Вовка стоял на дороге и ждал нас. Тут я и понял, как праздновать этого самого труса. Мои руки стали выворачивать руль в сторону, но Вася так громко и отчаянно заорал: «УРА!» — что я невольно выпрямился и направил велик прямо на Соловья. Вовка отскочил в сторону, а за ним поперек дороги лежала доска гвоздями вверх. Это просто какое-то заколдованное место. Мы резко затормозили и опять, как из катапульты, вылетели из седел и приземлились на пыльной обочине. Когда я выбрался из-под велосипеда, то увидел, что Соловей сидит на Васе верхом и наотмашь бьет его кулаком в лицо. Я не помню, как вцепился зубами в Вовкино плечо. Помню только, как вдруг правый глаз у меня будто взорвался! Только потом я понял, что этот псих ударил меня кулаком прямо в глаз. Мы сцепились втроем, как три кота, катались по дороге и дубасили друг друга, как только могли. Пыль стояла столбом. Два огромных деревенских пса прибежали на шум и стали нас яростно облаивать, как лесную дичь.

Неожиданно Вовка вскочил, оттолкнул нас, повернулся и пошел к своему дому. У калитки он повернулся, оскалился и, сузив глаза, прорычал:

— Приглашали вас сюда? Вам сказано, сидите на своих дачах, не не мозольте глаза людям.

Тут я не выдержал:

— А что, мы не люди?

— Вы не люди, а бездельники, — все так же злобно кричал Вовка, — вы приезжаете здесь на солнце валяться и на велосипедах кататься! А мы здесь живем! В следующий раз убью!

Если честно, то я ему в этот миг поверил и впервые понял, что мой страх исчез. Я вдруг крикнул:

— А чего это нам так долго ждать до следующего раза?

У меня было чувство, что мой глаз, будь сей час ночь, освещал бы все, как прожектор. Кровь во мне закипела, я бросился вслед за Вовкой и подбежал к калитке в тот момент, как он зашел во двор. Навстречу мне кинулся свирепый пес, и я сам закрыл калитку.

Петя В.

Да, вспоминать, как мы вернулись домой, не хочется. Мамы наши плакали и выговаривали папам, что уже в первый раз надо было вести этого маньяка в детскую комнату милиции. На что Петин папа сказал, что мальчишки должны уметь постоять за себя. А мы вырывались из маминых рук и кричали папам, что и постоим, и дадим ему так, что мало не покажется. А самое главное, мы уже знали, что все равно поедем на тот край деревни. Поедем!

Да, просто настал момент, когда нам, честно глядя друг другу в глаза, надо сказать, что пора выработать план по борьбе с самым страшным для настоящих мужчин пороком — С трусостью… Мы придумали такое, такое…

Вася П.

Что лучше — боязнь высоты или клаустрофобия?

21 июля. Наших Оль и Элен пригласили на открытие новой районной больницы, которую в бинокль хорошо видно с нашего дуба.

Мамы нас просто удивляют, они все никак не привыкнут, что мы уже взрослые люди. Перед отъездом они потребовали, чтобы мы дали честное слово, что не будем: разжигать костры, подниматься на крышу, не полезем в колодец, не будем проводить экспериментов над животными, не будем после ужина выходить со двора. Наши Оли наконец радостно переглянулись. Им показалось, что все возможные опасности они предусмотрели. Нам тоже показалось, что своим честным словом мы просто отрезали себе путь к любым исследованиям. Ну, что поделаешь, честное слово — оно крепкое, да и спокойствие наших мам, как мы начинаем понимать, надо беречь.

Мне остается только гордиться тем, что у меня такой замечательный друг Вася. Вчера он с пятой попытки добрался до развилки двух вершин на нашем дубе-великане. 3дорово было видеть, как он силой воли справляется с дрожью в коленях, его лицо уже не напоминает посмертную маску. Он не закрывает глаза, когда его взгляд опускается на землю, и это все при том, что я его совсем не привязывал! Я понимаю, что не могу похвалиться тем, что моя работа с боязнью замкнутого пространства идет так же успешно, как у Васи с высотой.

Вначале мы с Васей честно читали программные произведения по литературе, потом, когда уже начало смеркаться, мы немного почитали друг другу вслух про Тома и Гека. Глава называлась «В берлоге индейца Джо».

— Все, пора и нам в логово «мрачных», — кивнул я головой в сторону кладбища.

А когда уже сильно стемнело, нам просто одновременно пришла в голову замечательная мысль: долой клаустрофобию[4] — это ведь тоже борьба со страхом! В сарае мы нашли огромное жестяное корыто, в котором, видимо, купали великанских младенцев. Молча, просто телепатически общаясь друг с другом, вынесли корыто во двор, постелили в него старое одеяло и получили действующий макет спускаемого аппарата. Я лег в него. Вася все-таки молодец, он предложил тренироваться поэтапно. Вначале накрыть корыто досками, но между досками оставить щели. Это было легко, я потренировался минут тридцать и потребовал доски сдвинуть. От речки уже прилетел о несколько комаров, и лежать в теплую ночь в прохладном корыте, куда этим кровопийцам не залететь, было даже приятно.

— Ужесточим условия эксперимента, — сказал Вася. — Надо положить кирпичи на доски, чтобы пространство стало совсем замкнутым.

Мне стало как-то не по себе, но Вася быстро нашел выход из положения. Он начал рассказывать мне свое любимое место из «Графа Монте Кристо», это как раз там, где Монте-Кристо зашивают в мешок. Я и не заметил, как заснул. И все! 3аснул я под Васино бубнение, а проснулся замурованным в могиле. Да-да-да! Я не могу писать об этом. Пусть лучше пишет этот садист, который еще другом называется.

Петя В.

Ну что тут рассказывать. Ему там хорошо было без комаров, а я рассказываю, а комары меня жрут, в рот лезут, глаза выедают, вот я и пошел взять антикомарин, чтобы намазаться, тем более что Петя уже не отвечал на мои вопросы и мирно сопел.

Поискал я мазь, но не нашел и решил минут пятнадцать подремать на веранде без комаров. Нечаянно я так глубоко уснул, что мне даже сон приснился. Как будто у нас произошло солнечное затмение, все собаки стали лаять, все коровы мычать, проснулись петухи и кукарекали как ненормальные, хрюкал Борька, завывал Мурзик, и еще слов но откуда-то из-под земли раздавались душераздиpaющиe крики, и кто-то там, под землей, бил в набат. Проснулся я от ужаса весь в поту. Но эта какофония не прекратилась, наоборот, послышались голоса проснувшихся соседей, причитания бабы Нюры и — о ужас! — нечеловеческие крики Пети. Вот тут я пожалел, что послушал его и положил на доски четыре слоя кирпичей.