Лабиринт Просперо - Антон Чиж

Можно было не сличать почерк, чтобы убедиться: каллиграфия была прежней. Ванзаров развернул плоскость письма к свету люстры и внимательно рассмотрел чернила. Без криминалиста он не рискнул бы сказать, что высохли они давно. Предположение было важным, но довольно шатким. Использовать его для логических построений было нельзя.

Прекрасно, что клиент такого высокого мнения о его способностях. Прекрасно, что не изменяет способ общения. Печалит только неясность самой фигуры, которая прячется в тени. Пора бы вывести ее на свет, как бы опасно это ни оказалось. А опасность всегда действовала бодряще, как ведро ледяной воды по утрам. При этом разгуливался аппетит. Он вспомнил, что остался без завтрака. И вообще ничего не ел со вчерашнего вечера. Что для солидного частного сыщика неприлично.

Ванзаров вышел, как раз когда из своего номера появился полный иностранец. Тот сделал все возможное, чтобы избежать встречи. Но удача играла против него. Господин с тонкими усиками изобразил кислую улыбку и намеревался прошмыгнуть к лестнице. Но Ванзаров как бы случайно перекрыл дорогу. Изобразив настоящее русское радушие, он поклонился в пол, назвал себя многословно и не отказал в удовольствии троекратно облобызать надутого бельгийца. Несчастный держал себя в руках, но слюни на выбритых щечках торопливо затер надушенным платочком.

– Какими судьбами в России, господин Пуйро? – спросил Ванзаров с отменно ужасным акцентом.

– Прибыл на каникулы, – сдержанно ответил тот.

– О, чудесно! Погодка как раз отменная!

– Да-да, я рад…

– Хотите, покажу вам настоящие русские развлечения: купание в ледяной проруби и штурм снежной бабы?

– Благодарю вас, не стоит…

– Ну, как хотите! Ой, что это? – Ванзаров картинно испугался так, что бельгиец не мог не встревожиться в ответ. – Да у вас ботинки на тонкой подошве! Заболеете – умрете, не иначе. Решено, прикажу выдать вам настоящие русские валенки…

– Благодарю вас, не нужно. Позвольте… – Пуйро старался протиснуться, но сделать это было непросто: Ванзаров стоял колоссом.

– Нет, нет: валенки, и только! – продолжал он. – А что вы тут делаете, в санатории? Заболели?

– Просто отдыхаю, дышу полезным морским воздухом.

– О, воздух – это полезно! А хотите водки? Для начала – графинчик? На двоих – пойдет за милую душу! Я распоряжусь.

– Нет! – вскрикнул Пуйро. – Позвольте пройти, мне пора обедать.

– Так и я с вами! – обрадовался Ванзаров и почти обнял его за плечи. Но Пуйро вывернулся.

– Это невозможно… У меня еще встреча, мне пора… – И он резво проскочил к лестнице.

Ловить его Ванзаров не стал. Он узнал все, что хотел. Когда офицер, привыкший носить форму, сталкивается с хамом, то невольно занимает оборонительную позу, к которой привык за долгие годы муштры. Особенно в гражданском костюме. Военный выпрямляет спину, левая рука держит невидимую шашку, правая – на месте, привычном для кобуры. Полицейский держится за свисток на груди, при этом правую руку заводит за спину, чтобы была свободна в случае нападения.

Ванзаров был уверен, что господин этот служит в полиции. И хоть про бельгийскую полицию не имел достоверных сведений, а всезнающего Лебедева под рукой не нашлось, логика подсказывала, что он далеко не глуп, несмотря на комичный вид и героическое имя. Жаль, что не станет откровенничать с русским хамом, для чего оказался в заснеженном Сестрорецке. Что для психологики загадкой не являлось.

Обед был накрыт в столовой [7]. Высокие потолки не давали хорошо прогреть помещение. Что только подчеркивало его спартанский вид. Столы, покрытые самыми простыми скатертями, венские стулья без всяких изысков, скромные шторы на окнах и вездесущие пальмы. На большее акционеры санатория не разорились. Справедливо полагая, что лечению нервов обед в ресторанном комфорте только навредит. Больной, вероятно, должен стремительно проглотить пищу и отправиться закусывать ее свежим воздухом, морскими купаниями и прочими лечебными процедурами. Зимой добавлялся мороз и снег.

Гости заняли почти все столы. Семейство Верониных обедало вместе, хоть Марго сидела на дальнем от всех конце стола. Навлоцкий расположился спиной к ним, разделив трапезу с нотариусом, которого безуспешно пытался веселить. Супруги Стрепетовы ворковали в уголке. Месье бельгиец сумел остаться в гордом одиночестве. Жандарм кушал напротив актера, который делал робкие попытки завязать разговор, всякий раз напрасные. Не явились американец с камердинером.

Доктор Могилевский пожелал гостям приятного аппетита и устроился за узеньким столом у самых дверей. Ванзаров занял место у стены. Обед трудно было назвать роскошным. Холодные закуски были более чем скромными, четыре-пять видов, не больше. На первое подали кислые щи с пирожками. На горячее ожидалось что-то «изумительно тушеное», как обещал доктор. Про вино не могло быть и речи. Предлагалось угощаться клюквенным морсом в больших графинах. Тишину нарушал редкий звон ложек.

Суп был съеден. Гости не оживились. Все ждали вторую перемену блюд. Здоровому организму не хватает жиденького бульона с перьями капусты. Нужно нечто большее. Особенно после случившихся волнений. Возможно, Ванзаров судил по себе.

Двери столовой, закрытые из-за холода, медленно распахнулись. Камердинер Лотошкин почтительно отступил. Внимание всех было приковано к тому, что же такое должно явиться в открытом проеме. Настала торжественная тишина. Американский подданный, без песцовой шубы, в идеально сидящем смокинге, вышел на середину. Настала полная тишина. Даже Веронин приглушил свой кашель.

– Господа! – трагически и громогласно заявил мистер Маверик. – Вы получили мои приглашения на турнир, и я благодарен, что вы их приняли…

От напряжения Навлоцкий выронил ложку. Его смерили презрительным взглядом.

Нельзя сказать, что Ванзаров сильно удивился чистому великорусскому наречию, каким изъяснялся американец. Америка – страна эмигрантов, кто только не уезжал туда в поисках своей мечты. Некоторые возвращались. Скорее восхищала красота этого голоса, чистого и мощного баритона, как и удивительно четкое произношение каждого слова, буквально каждой буквы. Речь господина выдавала блестящее воспитание, которое навсегда осталось в прошлом, XIX веке. Cохранить подобную экзотику эмигрантам удается редко.

– Итак, я хочу спросить вас, готовы ли вы к турниру?

Веронин смог лишь хрипло пробурчать согласие.

– Благодарю вас, господа. Мой второй вопрос: вы изволите получить от меня вызов и принять его, в чем бы он ни заключался?

– Изволю, – брякнул Навлоцкий и прикусил губу. На него обратили внимания меньше, чем на писк комара.

– Господин Веронин, мой вопрос обращен к вам, разумеется.