Неповторимое. Том 2 - Валентин Иванович Варенников

сообщения в глубину. Сразу за первой и особенно за второй траншеей находились закопанные танки и противотанковая артиллерия, которая открыла огонь по наступающим. В такой схватке тяжело определить, кто сильнее. Скорее, не было ни победителей, ни побежденных. Но наступающие, пронизав первый эшелон обороняющихся, естественно, продвигались отнюдь не триумфальным маршем. Дивизия «поляков» проводит контратаку. Наступающие своим вторым эшелоном наносят удар по флангу контратакующих и развивают наступление дальше.

У министра обороны от всей этой насыщенной динамики, грохота, лязга металла и нескончаемой стрельбы взгляд стал мягче, лицо подобрело. Это уже рефлекс настоящего военного.

Поздно вечером он дал отбой и здесь же, собрав командный состав двух дивизий, сделал короткий, но капитальный разбор. Уместно вспомнить, что важнейшей чертой маршала А.А. Гречко было то, что он всегда при проведении учений осуществлял личный контроль и разбор проводил, как правило, по-крупному и принципиально. И если у кого-то что-то не получалось, он «додавливал» и заставлял выполнять боевую задачу, но уже в более сложных условиях. Его учения – мощная школа полевой выучки всех категорий командиров и штабов.

Прошло уже четыре года, как я отслужил в Группе Советских войск в Германии. И вот как-то главком Евгений Филиппович Ивановский говорит мне: «Чует мое сердце, что мы можем расстаться». А работали мы с ним душа в душу. Вообще, у нас сложился прекрасный коллектив и расставаться было бы ни к чему. Я поинтересовался, какие признаки заставляют его об этом думать. Он четко и определенно сказал: «Суета московских кадровиков!»

Да, это признак существенный. Жизнь уже не один раз подтверждала это. Но в центральные кадровые органы ни Ивановский, ни тем более я не звонили и решили, что время покажет, а пока надо работать. А через два дня Евгений Филиппович вызывает меня, дает документ и говорит: «Читай. Такого же содержания я дал шифрограмму на имя министра обороны».

Передо мной была аттестация, которая говорила, что я достоин быть выдвинутым на должность командующего войсками округа первого разряда. Естественно, что вся аттестация была выдержана исключительно в превосходных тонах. Я поблагодарил главкома, но продолжал смотреть на него вопросительно.

В ответ услышал: «Завтра надо быть в ЦК. Так что лучше вылететь в Москву сегодня вечером. Самолет готов».

Нам обоим стало грустно.

В Москве меня встретили, привезли в гостиницу и предупредили, чтобы в 10.00 я был у заведующего административным отделом ЦК КПСС Савинкина. В 9.30 я прибыл вначале к нашему куратору в административном отделе Ивану Перфирьевичу Потапову, а уже он меня сориентировал. Оказывается, Министерство обороны представило меня на должность командующего войсками Прикарпатского военного округа. Немного рассказал об этом округе, потом предупредил, что все документы готовы и что, возможно, уже сегодня меня представят Генеральному секретарю ЦК.

В 10 часов Потапов привел меня к Савинкину. Тот в течение часа вытягивал из меня все, что касалось Группы Советских войск в Германии. Я отнес это к тому, что, видимо, сам Савинкин готовился и «сверял часы» (сверял с теми данными, которые уже у него были) и тем самым тренировал меня – а вдруг Генеральный задаст вопрос?! Николай Иванович Савинкин – старый аппаратчик, так сказать, «тертый калач». В конце концов он меня отпустил, но предупредил, чтобы в 16 часов был у него – пойдем к Леониду Ильичу.

В течение нескольких часов я обошел заместителей министра обороны, в том числе побывав у начальника Генерального штаба Куликова Виктора Георгиевича и первого заместителя министра Соколова Сергея Леонидовича, которых я считал причастными к моему предстоящему назначению. И тот и другой посмеивались, и каждый говорил, что это решение министра обороны.

В 16 часов я прибыл в ЦК, доложил и в ожидании команды сидел в вестибюле. Вдруг появляется генерал-полковник Алексей Николаевич Катрич, командующий 16-й воздушной армией нашей Группы войск.

Катрич действительно был личностью в авиации. Я питаю к нему исключительное уважение за его честность, потрясающую оперативность, высокий организаторский талант и безукоризненную летную подготовку. И не только я и другие его товарищи, но и вся армия преклонялась перед ним. Увидев Алексея Николаевича, я ахнул: – Какими судьбами?

– Да такими же, что и вы. Назначают на новую должность, хотя я и отказывался дважды.

– Если не секрет, на какую вас должность представили?

– Какой уж тут секрет, первым заместителем министра Гражданской авиации. Не хочется мне расставаться с Вооруженными Силами. Да и министр Бугаев тоже не мед. Вы знаете.

Действительно, все мы хорошо знали всю эту историю с назначением Бориса Павловича Бугаева на пост министра. Не имея за плечами ничего, этот летчик, командир транспортного самолета (в войну и после войны), волею судьбы попадает в правительственный отряд и становится командиром корабля, который закреплен за Леонидом Ильичом Брежневым. За то, что самолет всегда летал исправно, Борис Павлович получает Героя Социалистического Труда, а с назначением в 1966 году сразу на пост заместителя министра Гражданской авиации – и высокое воинское звание маршал авиации. Через год он становится первым заместителем министра, а еще через три года – министром Гражданской авиации. Коль стал министром, то и в последующем Брежнев присваивает ему Главного маршала авиации. Мало того, он становится протеже Д.Ф. Устинова, который уже после Брежнева проявляет о нем заботу, и Бугаев получает вторую Золотую Звезду Героя Социалистического Труда.

– Конечно, расставаться с Вооруженными Силами жалко, – согласился я, – но и в Гражданской авиации, где полувоенная структура и соответствующий порядок, нужны настоящие военные. Во имя Отечества.

Все это я говорил лишь для того, чтобы как-то смягчить ситуацию. Мы ходили, и Алексей Николаевич все вздыхал. Наконец вышел Николай Иванович Савинкин, и мы втроем отправились к Генеральному секретарю ЦК. По пути к Брежневу нам встретился какой-то солидный мужчина и спросил Савинкина:

– Генерал-полковников к нему ведешь? (Я тоже уже получил звание генерал-полковника.) – Да, к нему. Он свободен? – Я от него. В приемной никого не было.

Дежурный по приемной с нашим появлением сразу сказал Савинкину: можно заходить. Кабинет оказался небольшой, но уютный. Леонид Ильич подошел, тепло поздоровался и, приветливо улыбаясь, пригласил к большому столу. Он сел против нас и стал непринужденно вести беседу. Савинкин при этом стоял рядом и не садился – видно, был такой порядок. Меня Генеральный секретарь расспрашивал в основном о Группе войск. Потом внезапно спросил, а помню ли я, как я его (Брежнева) уморил во время доклада в посольстве. Конечно, я удивился, что он об этом не забыл. А случилось это в 1971 году осенью. Леонид Ильич, приехав в ГДР, решил встретиться с