Жизнь после утраты. Психология горевания - Вамик Д. Волкан

приблизительно в то время, когда его отец возвращался домой и садился ужинать. Я понял, что могло запустить его подавленное горе. Страховые выплаты за несчастный случай, производимые шахтерской компанией, закончились через девять лет после смерти отца; так годовщины смерти отца соединялись для Уилла с реальным событием – с материальной потерей, приведшей смерть в его дом. Окончание выплат вынудило Уилла снова стать главой семьи, и он принял на себя роль кормильца. Все, что нужно было Уиллу, чтобы горе его протекало своим чередом, – это краткосрочная терапия в стационаре, и после этого его симптомы исчезли.

Поскольку такого рода страдания от отсутствия горя внешне выглядят как стойкость, сложно оценить, многие ли из нас используют такую защиту. В третьем томе серии «Привязанность и утрата» психоаналитик Джон Боулби подробно излагает причины отсутствия реакций горя:

«Взрослые, демонстрирующие длительное отсутствие сознательного горевания, в основном самодостаточные люди, гордящиеся своей независимостью и самоконтролем и пренебрегающие чувствами; слезы они расценивают как слабость. Понеся утрату, они гордятся тем, что ведут себя так, будто ничего не произошло; они заняты, деятельны и всем своим видом показывают, что хорошо справляются с произошедшим. Но внимательный наблюдатель заметит, что они напряжены и вспыльчивы. Упоминания об утрате неприятно им, а тех, кто напоминает о ней, такие люди избегают… Естественно, существуют разные варианты этого состояния… Некоторые могут держаться весело, но их веселость несколько наигранна, другие – скованны и слишком официальны»[57].

Боулби приводит случай мистера АА, взятый из исследований, которые проводились в Национальном институте психического здоровья: изучались родители смертельно больных детей.

Тридцатитрехлетний продавец, отец ребенка с лейкемией, мистер АА, был неунывающим, отзывчивым и услужливым человеком. Он посещал больницу каждый день. Исследователи и персонал пришли к заключению, что он общителен, но не стремится проводить время со своим сыном. Мистер АА признался, что «ему тяжело видеть других больных детей». В один из выходных мистер АА должен был остаться наедине с мальчиком. Исследователи ожидали, что в ходе беседы, которая была проведена в те же выходные, он проявит, по крайней мере, некоторую тревогу, признаки горя или душевного страдания. К их удивлению, мистер АА был в своем обычном хорошем расположении духа и не обнаруживал никаких признаков горя. Параллельно с этим изучалось воздействие длительного стресса на скорость эндокринной секреции, и результаты мистера АА оказались впечатляющими. Его показатель более чем в два раза превышал обычный уровень, что говорило о наличии физиологических составляющих процесса горевания, несмотря на то, что психологические и поведенческие элементы отсутствовали.

Хотя, как замечает Боулби, такие стоики не допускают какого бы то ни было обсуждения их печали, их глубоко волнует благополучие других: они начинают «навязчиво заботиться» о них, проявляя к ним чуткость и отказывая в этом самим себе.

В «Случайном туристе» писательница-романистка Анн Тайлер дает впечатляющее описание отсутствия реакции горя у героя Мейкона Лири. Подход к жизни Мейкона – это самозащита, позиция, крепнущая после гибели сына в результате неожиданной перестрелки в кафе. Вот что говорит ему жена:

«Все, что может задеть, или расстроить, или уничтожить тебя, ты без единого звука отбрасываешь. И когда Итан погиб… ты освободил его шкаф и письменный стол так, будто стремился побыстрее распрощаться с ним. Ты предлагал людям его хлам из подвала, ходули, санки и скейтборды и не мог понять, почему они их не берут… В том, как ты воспринимаешь вещи, я имею в виду любовь, печаль – да что угодно, есть какая-то приглушенность; будто ты пытаешься пройти по жизни неизменившимся»[58].

Тайлер помогает Мейкону Лири преодолеть себя с помощью удачного эволюционного толчка, о чем я говорил в конце главы, посвященной факторам риска. Любовь участливого кинолога и ее сына постепенно разбивают сопротивление Мейкона, позволяют ему смягчиться и начать печалиться по утраченному сыну. Мейкон оттаивает.

Глава VI

Вечноскорбящие: Когда утрата не имеет разрешения

Сила так пагубно властвовала над небесами и землей, что изменила естественный порядок мироздания, и сердце моей матери плавало в задымленном небе Аушвитца. Я пыталась убрать дым из поля своего зрения в течение сорока лет, но мои глаза все еще щиплет, мама.

Изабелла Лейтнер

Когда умер возлюбленный королевы Виктории Альберт (как рассказал ее биограф Литтон Стрейчи), она издала «долгий дикий вопль, огласивший объятый ужасом замок», а затем погрузилась в глубокое уныние. Она распорядилась, чтобы с вечера для него готовили одежду и по утрам опорожняли его ночной горшок – день за днем. Королева говорила о нем в настоящем времени. Она цеплялась за его устаревшие мнения в вопросах внешней политики, перестала посещать официальные мероприятия, облачилась в глубокий траур почти на сорок лет, которые ей выпало прожить после смерти возлюбленного[59].

Даже в эпоху, когда люди проявляли чрезмерность в своей скорби, Виктория подняла печаль на новую высоту. Она воздвигла памятники Альберту по всей стране и организовала фонд для создания национального мемориала. Последствия этой деятельности мы можем обнаружить сегодня в Кенсингтонском саду – там находится грандиозное сооружение длиной в две сотни футов, включающее более 170 мраморных фигур.

Это сооружение можно также назвать памятником вечно скорбящей Королеве. Вечноскорбящие заняты постоянным пересмотром утраченных отношений, пытаясь найти какое-то утешение в этом. Но оно не достижимо просто потому, что утрата слишком велика, чтобы смягчиться. В некоторых случаях возможно бесконечное оплакивание. Значение утраты таково, что скорбящий никогда не примирится с ней, как, например, с ужасом Холокоста или жестокой и внезапной смертью ребенка.

В течение многих лет после печального события вечноскорбящие обнаруживают такие симптомы, которые, как правило, исчезают в течение года или двух у людей с неосложненным горем. Существуют кинофильмы, отражающие эту динамику, такие как: Truly, Madly, Deeply; Dona Flor and Her Two Husbands; Field of Dreams («Правдиво, безумно, глубоко», «Дона Флор и два ее мужа», «Поле снов»). Герои этих лент по причине незавершенных отношений сохраняют необычайно сильную поглощенность умершими.

Драматург Артур Миллер описывает встречу с бывшей женой своего умершего дяди Хайми и свои наблюдения за ее затянувшейся одержимостью мужчиной, который ушел из жизни десятки лет назад:

«Она походила на птицу из легенды, чей убитый самец навсегда запечатлелся в ее глазах… Каким ужасным казалось то, что она была так прикована к мужчине пожизненно, к мужчине, которого она знала всего лишь год; и однако, когда она смотрелась в зеркало, сжимая обветренные губы, казалось, что она готовится ко встрече с