Есть ли жизнь после Путина - Георгий Бовт

По оценкам США, Иран недополучил за последние годы $60 млрд инвестиций в энергосектор. Сам Тегеран считает, что ему потребуется $130–145 млрд до 2020 года только для того, чтобы предотвратить падение нефтедобычи.

Состояние (технологическое) нашего энергосектора в чем-то схоже с иранским, хотя не столь печально. Ряд специалистов в связи с этим указывает на падение коэффициента извлекаемой нефти в России по сравнению даже с советскими временами до уровня США 1960-х годов.

Сегодня сохранение уровня нефтедобычи иранцами поддерживается во многом за счет газовой отрасли. Газ экспортируется в основном в Турцию и Армению. Комплексная разработка одного лишь нового газового месторождения Южный Парс потребует до $100 млрд. Технологий по производству сжиженного газа у Ирана нет. Это предсказуемая картина: процесс возвращения на международную арену страны, долго пребывавшей в изоляции, дорогостоящий и трудоемкий. А период полной реинтеграции уходит в бесконечность.

Иран достиг некоторых успехов в импортозамещении и диверсификации экономики. Несмотря на зависимость от импорта комплектующих и отсутствие нормального кредитования. Немалую роль в том сыграли сплоченность иранской правящей элиты, ее нацеленность на защиту интересов страны, относительно низкий уровень коррупции и, напротив, высокий уровень реальной (со своей спецификой, разумеется) демократии и «обратной связи» с населением. Что представляет вполне типичную картину для «идеократических» режимов вообще.

За годы санкций выросло производство (в том числе на экспорт) цемента, металлов, удобрений, сельхозпродукции, даже продукции традиционного машиностроения. Ненефтяной экспорт обеспечил в 2014 году две трети поступлений валюты, нужной для критически важного импорта, снизив зависимость от нефти. Во многом «импортозамещение», конечно, свелось к мерам жесткой экономии. А успехи в промпроизводстве не в последнюю очередь объясняются высоким образовательным уровнем рабочей силы и высокой инженерной культурой: Иран на первом месте в мире по доле людей с высшим инженерным образованием. Он избежал упадка науки и образования. Многие иранцы учатся за границей, государство не только не ограничивает такое стремление, но и поощряет по мере сил.

Если санкции против России продлятся и будут усилены, то и наше «возвращение» (оно неизбежно рано или поздно) будет отличаться своей спецификой. У нас уже был опыт такого «возвращения», в начале 1990-х. Это была, конечно, высадка на иную планету. Мы узнали для себя много нового – в технологиях, общественных, экономических и корпоративных практиках и т. д., в чем были дремуче несведущи.

Я уверен, что СССР в свое время убила именно «несовременность» руководства и интеллектуального класса страны. С тех пор все процессы (особенно касающиеся прорывных технологий и науки) лишь ускорились. Так что следующая «высадка» может происходить еще на более дальнюю от нас «планету». Неизвестно, будет ли она пригодна для жизни, к которой мы у себя к тому времени уже привыкнем, пойдя, как водится, «своим путем».

2015 г.

Жизнь в условиях санкций будет долгой, уже ясно. И она не может не обрастать по ходу собственной внутренней драматургией, предполагающей распределение ролей, а также периодическую «гальванизацию» информационной составляющей новыми поворотами сюжета. Иначе все затухнет, перестанет привлекать внимание, публика переключится на другие темы. Не дай бог, не на те, какие предписаны режиссурой. Показательное уничтожение еды в этом смысле ход, сделанный вовремя и имеющий несколько составляющих.

Это своего рода «многоходовочка», даже если и не осознанная во всех проявлениях.

Примечательно, что до закатки в землю евросыров и всяких хамонов дошло лишь год спустя после введения российского продуктового эмбарго. Это много говорит о качестве принимаемых решений. Вводя запрет, никто не озаботился подробной проработкой вопроса, а что, собственно, делать с запрещенной продукцией, каков порядок ее утилизации или, наоборот, реализации (скажем, в дома престарелых или детские), какова ответственность за нарушения и есть ли она вообще. Все как обычно: сначала принимают закон, потом думают, как выполнять.

С другой стороны, эта «непродуманность» с точки зрения драматургии оказалась кстати. Если бы вывели бульдозеры против йогуртов и сыров в прошлом году, на фоне опасной эскалации конфликта на Украине (примерно в это время случился иловайский котел), это могло вывести противостояние с Западом на еще более истерическую ноту, а так в запасе остался еще ход в игре на ужесточение. Также за год можно было на практике посмотреть, как сработает импортозамещение, сколь критичными станут для нашего продуктового рынка «санкции в стиле селфи». Не просчитывать же все заранее – это не наш стиль.

Посмотрели – вроде голода нет, можно, значит, закрутить гайки еще на пару оборотов.

По некоторым подсчетам, доля «контрабандной» (в кавычках потому, что формально уголовная статья за контрабанду утратила силу еще четыре года назад) продукции на рынке не превышала 10 %. Видимо, теперь сочтено, что от закатывания еды в асфальт или землю сильно хуже уже не будет. Опять же погода позволяет делать неплохие прогнозы на урожай в этом году.

Другим «проявлением» стала фигура нового министра сельского хозяйства Ткачева. Он, безусловно, хотел отличиться своей инициативой (если только ее ему не подсказали сверху, что вполне возможно). Теперь он надолго замазан ассоциацией с уничтожением еды. Это может ему пойти как в сильный плюс, так и в сильный минус. Смотря как разыграть.

Должности «куратора села и АПК» традиционно отводилась важная роль в рамках советской политической парадигмы, которая по-прежнему видится ценной для нынешнего руководства страны: с нее можно как взлететь на политический олимп, так и быть низвергнутым с него. Если Ткачев понадобится для повышения (чего я бы, например, не исключал, повороты сюжета в исполнении Руководителя могут быть самыми неожиданными) или для создания иллюзии такой возможности в иных целях, то про него скажут, что он успешно справился с задачей импортозамещения, вытеснив вражескую вредную еду. Если не понадобится, то скажут, что вместо подъема села увлекся пиаром и политическими спекуляциями.

Реальные результаты работы могут при этом иметь второстепенное значение, поскольку виртуальная реальность у нас главнее всамделишной.

Трактовка решения и действий по уничтожению еды становятся также очередным «тестом на лояльность». Спонтанно выработана и соответствующая генеральная линия (на мой взгляд, не самая оптимальная): эти действия подаются прежде всего как защита российского народа-потребителя от опасных и вредных (вплоть до отравленных) продуктов, поступающих с треклятого Запада по подложным документам.

Мне кажется, гораздо более циничным и действенным ответом тому же Западу, если уж на то пошло и «санкции-селфи» таки ввели, было бы проверять такую продукцию, чтобы затем показательно, под телекамеры, отправлять в Донбасс, в адрес жителей ДНР и ЛНР, а заодно и в Крым. Мол, вы наложили на нас санкции за политику в отношении этих регионов – получите. Но осуществить столь дивную постановку, увы, невозможно в российских условиях. Потому что принимавшие решение об уничтожении еды люди отлично знают: все будет разворовано и перепродано, верить никому нельзя, проверить исполнение столь сложного в выполнении приказа невозможно. Проще все сжечь.