Мертвая зона - Стивен Кинг

– Да, – сказал Браун. – Вы разговаривали во сне. ЗаставилиМари побегать. Вы что-нибудь видели во сне?

– Н-нет… что-то не помню. Что я говорил? Кто вы?

– Меня зовут доктор Джеймс Браун. Как негритянского певца.Только я невропатолог. Вы сказали: «Думаю, с ним будет все в порядке, кактолько они очистят поврежденную роговую оболочку». Кажется так, сестра?

– Моему сыну собираются делать такую операцию, – сказалаМари. – Моему мальчику, Марку.

– Я ничего не помню, – сказал Джонни. – Должно быть, я спал.– Он посмотрел на Брауна. Глаза его стали ясные и испуганные. – Я не могуподнять руки. Я парализован?

– Нет. Попробуйте пошевелить пальцами.

Джонни попробовал. Пальцы двигались. Он улыбнулся.

– Прекрасно, – сказал Браун. – Скажите ваше имя.

– Джон Смит.

– А ваше второе имя?

– У меня его нет.

– Вот и чудесно, да и кому оно нужно? Сестра, спуститесь вдежурную и узнайте, кто завтра работает в отделении неврологии. Я бы хотелпровести ряд обследований мистера Смита.

– Хорошо, доктор.

– И позвоните-ка Сэму Вейзаку. Он дома или играет в гольф.

– Хорошо, доктор.

– И, пожалуйста, никаких репортеров… бога ради! – Браунулыбался, но голос его звучал серьезно.

– Нет, конечно, нет. – Она ушла, слегка поскрипывая белымитуфельками. С ее мальчиком будет все в порядке, подумал Джонни. Нужнообязательно ей сказать.

– Доктор Браун, – сказал он, – где мои открытки спожеланиями выздоровления? Неужели никто не присылал?

– Еще несколько вопросов, – сказал мягко доктор Браун. – Выпомните имя матери?

– Конечно, помню. Вера.

– А ее девичья фамилия?

– Нейсон.

– Имя вашего отца?

– Герберт. А почему вы сказали ей насчет репортеров?

– Ваш почтовый адрес?

– РФД 1, Паунал, – быстро сказал Джонни и остановился. Поего лицу скользнула улыбка, растерянная и какая-то смешная, – то есть… сейчася, конечно, живу в Кливс Милс, Норт, Главная улица, 110. Какого черта я назвалвам адрес родителей? Я не живу там с восемнадцати лет.

– А сколько вам сейчас?

– Посмотрите в моих правах, – сказал Джонни. – Я хочу знать,почему у меня нет открыток. И вообще, сколько я пробыл в больнице? И какая этобольница?

– Это «Ист-Мэн медикэл сентр». Что касается ваших вопросов,то дайте мне только…

Браун сидел возле постели на стуле, который он взял в углу –в том самом углу, где Джонни видел однажды уходящий вдаль проход. Врач делалпометки в тетради ручкой, какой Джонни никогда не видел. Толстый пластмассовыйкорпус голубого цвета и волокнистый наконечник. И была похожа на нечто среднеемежду автоматической и шариковой ручкой.

При взгляде на нее к Джонни вернулось смутное ощущениеужаса, и он бессознательно схватил вдруг рукой левую ладонь доктора Брауна.Рука Джонни повиновалась с трудом, будто к ней были привязанышестидесятифунтовые гири – ниже и выше локтя. Слабыми пальцами он обхватилладонь доктора и потянул к себе. Странная ручка прочертила толстую голубую линиючерез весь лист.

Браун взглянул на него с любопытством. Затем лицо егопобледнело. Из глаз исчез жгучий интерес, теперь их затуманил страх. Онотдернул свою руку – у Джонни не было сил удержать ее, – и по лицу докторапробежала тень отвращения, как если бы он прикоснулся к прокаженному.

Затем это чувство прошло, остались лишь удивление изамешательство.

– Зачем вы так сделали, мистер Смит?..

Голос его дрогнул. Застывшее лицо Джонни выражало понимание.На доктора смотрели глаза человека, который увидел за неясно мелькающими тенямичто-то страшное, настолько страшное, что невозможно ни описать, ни назвать. Нооно было. И нуждалось в определении.

– Пятьдесят пять месяцев? – хрипло спросил Джонни. – Чуть непять лет? О господи. Это невозможно.

– Мистер Смит, – в полном смятении сказал Браун. –Пожалуйста, вам нельзя волноваться…

Джонни немного приподнялся и рухнул без сил, лицо егоблестело от пота. Взгляд беспомощно блуждал.

– Мне двадцать семь? – бормотал он. – Двадцать семь. Огосподи.

Браун шумно проглотил слюну. Когда Смит схватил его за руку,ему стало не по себе; ощущение было сильное, как когда-то в детстве; на памятьпришла отвратительная сцена. Брауну вспомнился пикник за городом, ему было летсемь или восемь; он присел и сунул руку во что-то теплое и скользкое.Присмотревшись, он увидел, что это червивые остатки сурка, который пролежал подлавровым кустом весь жаркий август. Он закричал тогда и готов был закричатьсейчас, однако это воспоминание исчезло, улетучилось, а на смену ему вдругпришел вопрос: Откуда он узнал? Он прикоснулся ко мне и сразу же узнал.

Но двадцать лет научной работы дали себя знать, и Браунвыкинул эту чепуху из головы. Известно немало случаев с коматозными больными,которые, проснувшись, знают многое из того, что происходило вокруг них, покаони спали. Как и многое другое, при коме это зависит от степени заболевания.Джонни Смит никогда не был «пропащим» пациентом, его электроэнцефалограмманикогда не показывала безнадежную прямую, в противном случае Браун неразговаривал бы с ним сейчас. Иногда вид коматозных больных обманчив. Состороны кажется, что они полностью отключились, однако их органы чувствпродолжают функционировать, только в более слабом, замедленном режиме. Иконечно же, здесь был именно такой случай.

Вернулась Мари Мишо.

– С неврологией я договорилась, доктор Вейзак уже едет.

– Мне кажется, Сэму придется отложить встречу с мистеромСмитом до завтра, – сказал Браун. – Я хотел бы дать ему пять миллиграммоввалиума.

– Мне не нужно успокоительное, – сказал Джонни. – Я хочувыбраться отсюда. Я хочу знать, что случилось!

– Всему свое время, – сказал Браун. – А сейчас важно, чтобывы отдохнули.

– Я уже отдыхаю четыре с половиной года!

– Значит, еще двенадцать часов не имеют особого значения, –безапелляционно заявил Браун.

Через несколько секунд сестра протерла ему предплечьеспиртом и сделала укол. Джонни почти сразу стал засыпать. Браун и сестравыросли до пятиметровой высоты.