Заветный ковчег Гумилева - Екатерина Барсова

– Но кто я? За что меня хотели расстрелять?

– Не сейчас. Я все открою вам после, – отрывисто сказал Рихард.

Он строго-настрого запретил мне куда-либо выходить. Я ждала до вечера, но он не вернулся, не было и Марии. Я осталась совершенно одна. Это было непривычно и страшно. Я выскочила на улицу. Где я, в каком городе, в какой стране, я не знала. Улицы были пустынны и незнакомы. Некоторое время я шла, не разбирая дороги, а потом у меня закружилась голова, и я упала…

Дальше все смешалось и было похоже на дурной сон. Какие-то незнакомые люди, подвалы, холод, голод, страх, одиночество… Я ничего не понимала и не знала, что должна делать. У меня остался лишь один выход, я решила уйти из жизни.

Я стояла на мосту, в моей памяти всплывали лица родных, какими я их видела в последний раз – скорбные, грустные. Они были как живые. Но разве они не были живыми?

Вода манила и притягивала. Лучше было покончить со всем разом, окончательно и бесповоротно, чем дальше влачить скорбное существование на этой земле. Вода была мутной и грязной, но это было не важно. Важным было только то, что я сейчас расстанусь с жизнью и вознесусь на небеса. В тот момент я свято и исступленно верила в это, верила, что я наконец-то соединюсь со своими родными, которых горячо любила и по которым все время тосковала. Я перекрестилась, пытаясь набраться мужества перед тем, как покончить с собой, но чем дольше я стояла и смотрела в воду – тем быстрее таяла моя решимость.

Не колеблясь больше, я шагнула вперед и прыгнула. Вода была повсюду, она тянула меня вниз. Ко дну. Свет перед моими глазами тускнел, грудную клетку сдавливало все сильнее и сильнее… Жизнь разматывалась передо мной как лента, и я медленно, неотвратимо погружалась в темноту.

А потом – был свет.

Я открыла глаза, яркий свет ударил по ним, заставляя меня вновь зажмуриться.

– Она жива! – услышала я громкий мужской голос.

– Сумасшедшая, – сказал еще кто-то уже тише.

Другой голос возразил:

– Бедняжка!

Я прислушивалась к себе, пытаясь понять: что происходит, где я и как тут оказалась. И вдруг, словно горячая волна, на меня нахлынули воспоминания. Все, что моя память упрямо прятала, вдруг стало мне доступно. Я вспомнила, кто я. И слезы беззвучно потекли по щекам.

– Мы отправим ее в Елизаветинскую больницу, – услышала я все тот же громкий голос. – На Лютцештрассе. Быстрее, быстрее, дорога каждая секунда.

Я лежала, чувствуя, как меня куда-то несут, везут. Как люди разговаривают и суетятся вокруг. Но была словно в оцепенении. Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, я была рада, что осталась в живых, с другой, понимала, что никакой радости мне эта жизнь отныне не сулит. Возможно, было бы лучше, если бы меня не спасли. Но судьба сделала выбор, и мне оставалось только покориться ей.

Дальнейшие дни я помнила весьма смутно…

Меня пытались расспросить: кто я и почему решилась свести счеты с жизнью. Я наотрез отказалась говорить о себе, несмотря на весьма настойчивые расспросы. Кто-то, не помню кто – все расплывалось, как в тумане, назвал меня по имени: «Анастасия». Но может быть, это был просто голос из прошлого… Однако я была взволнована. Меня узнали! Я не была отныне просто безымянной единицей, я становилась самой собой – Анастасией. Дочерью российского императора. Но думать, почему я здесь и почему одна, было слишком больно. Я помнила, но не хотела помнить. И тем более не хотела говорить об этом.

Тянулись дни… Не добившись никакой информации, меня отправили дальше – в психиатрическую больницу в Дальдорфе. Этот поворот в моей судьбе я приняла со смирением. А что мне еще оставалось делать? Отыне смирение должно стать частью моего «я». Могу ли я роптать на Господа Бога, что мне была уготована именно такая участь?

Мои мысли часто путались, сознание меркло, в голове яростно и громко шумели разные голоса. Я слышала то бесконечно родной и усталый голос матери, слова: «Ну вот и все», – сказанные с бесконечной грустью. Покашливание отца. Крики солдата. Тихий плач Татьяны. Слова доктора: «Теперь вы в безопасности». Все смешалось в моей голове.

Иногда я забывала, как попала в эту больницу. И что это за больница. Может быть, меня все-таки выкрали и поместили сюда для наблюдения? А если я скажу, кто я, – меня упекут в тюрьму или расстреляют. Я твердо решила молчать, но это было нелегким делом, мне часто хотелось поделиться с окружающими своей тайной, хотелось понять: как жить дальше…

Я стремительно худела, мое состояние ухудшалось. Я уже думала, что все-таки мой удел – быть среди мертвых, а не живых, но появилась женщина… Женщина, которая узнала меня…

– Аня! – позвал Василий.

– М-м-м, – откликнулась Анна, отвлекаясь от текста. Она тщательно перечитывала документ.

– Что тебя смущает во всем этом?

– Смущает? – удивилась она. – А почему ты выбрал это слово?

– Я хотел обозначить точным словом то, что выделяется из общей картины, не согласуется с ней. Ты изучила дополнительные материалы?

– Да. – Анна хлопнула ладонью по папке. – Кое-что даже распечатала, чтобы изучить еще раз. Вообще эта история наделала шумихи в свое время.

– Да. Самозванок было много, но самой известной среди них стала Анна Андерсон. И вопрос открытый – кто она? Действительно, уцелевшая дочь последнего русского императора или все-таки женщина, которая пыталась выдать себя за Анастасию? Что ты скажешь?

– Однозначного ответа нет… – осторожно начала Анна.

– Говори, что думаешь, – прервал ее Вася.

– Если Анна Андерсон была самозванкой, ее бы разоблачили раньше. Или она сама бы отступилась. Слишком сильное было давление со всех сторон, слишком велика опасность, что психика не выдержит, сломается… Нормальный человек не стал бы так упорствовать, если бы он не являлся тем, кем был на самом деле. По ее версии – во время расстрела царской семьи ее ранили, она потеряла сознание, спас ее солдат, некий Александр Чайковский. Вместе с ним и его семьей она бежала в Бухарест, у нее был ребенок. Но вскоре Чайковский был убит в уличной драке, и Анна Андерсон решила добраться до Берлина, чтобы встретиться с немецкими родственниками. Ребенка она оставила в семье Чайковских. В Берлине она предприняла попытку суицида, бросилась в канал, но ее спасли…

– Логика в твоих рассуждениях есть, – согласился Вася. – Но все-таки ее диагноз… Если она попала в психиатрическую клинику не просто так? И мнения людей, знавших Анастасию, разделились. Одни твердо стояли «за», другие «против». Но здесь мы должны приподняться до высот мировой политики…

– Подожди немного, – сказала Анна. – Я сейчас чай налью, и продолжишь.

Анна любила слушать Васю, соглашаться, спорить с ним. Его гипотезы всегда были очень интересны и близки к истине. Она не представляла себе другой работы, другого занятия и была рада, что все сложилось именно так.