Королева Крика II - blueberry marshmallow

шире, чтобы он мог коснуться наиболее чувствительных точек. Он знает, что делает, потому, что очень скоро ткань дорогих трусиков становится влажной, а дыхание Калы прерывистым. Только тогда Воробьев останавливается.

— Будем продолжать?

Алексей ждет ответа от нее. Уж кому-кому, а Чопре вряд ли понравится долго находиться в пассивной роли.

Кала стремительно выпрямляется и разворачивается в его руках вместо ответа на вопрос. И вновь искрящийся взгляд глаза в глаза. Воздух между ними буквально наэлектризован. Девушка вновь кладет ладонь Алексею на грудь, но на этот раз для того, чтобы толкнуть его назад. Она и сама поднимается на ноги, продолжая подталкивать его все дальше. На полу в его гостиной постелен толстый пушистый ковёр — Кале нравится. Теперь она кладет руки ему на плечи и слегка надавливает.

— Садись.

И это не просьба.

Тот усмехается и опускается на пол.

— Слушаюсь и повинуюсь.

Теперь уже его ладонь касается ее — Алексей дотрагивается до ноги Калы и гладит ту под коленом. Он поднимается выше, ещё выше, чтобы теперь ласкать внутреннюю сторону бедра. Пару секунд. Вот уже вторая рука ласкает другую ногу, попутно расстёгивая подтяжки на чулках.

Воробьев тянет Калу за собой на ковер, а когда та оказывается на полу — заставляет девушку повернуться к нему спиной. Он снимает с нее бюстгальтер, а после тянется к трусикам.

— Сколько ненужных вещей на одном человеке, — сетует Алексей.

Резко, но не грубо, он снова прижимает Калу к себе — теперь ее спина прижата к его груди, и вновь начинает наглаживать девушку. На сей раз обнаженную плоть. Ему нравится чувствовать то, как Кала вздрагивает в его руках. Он вводит в нее пальцы, ритмично двигается в ней, дожидаясь, когда же Чопра доберётся до пика.

— Прости, но я хочу сегодня занять этим все время, — шепчет Алексей ей в ухо, когда девушка начинает выбираться из его объятий. — А ты была слишком хороша, чтобы не посмотреть на тебя в эту минуту.

Ему нравилось распалять и доводить до ручки. Некоторые даже думали, что Алексей издевается. Возможно, Кала тоже так думала, потому, что очень быстро Воробьев оказался на спине.

Ей нравится эта игра в поддавки, потому пока Кала дает мужчине фору. Чуть вздрагивает, когда Алексей вновь весьма красноречиво касается ее между ног, и теперь с ее губ срываются тихие стоны, больше напоминающие поскуливание. Тело ее трепещет, Чопра прикрывает глаза и, прижатая спиной к его груди, закидывает голову назад, кладет ее Воробьеву на плечо. Одной рукой она цепляется за его шею, а пальцами другой сжимает его бедро. Ей слишком, слишком хорошо. Настолько, что Кала просто растворяется в этих ощущениях. Дышать становится все тяжелее, перед глазами пляшут чёрные точки. Стоны становятся чуть громче — этот мужчина явно очень хорошо знает, что делает. Очень скоро тело сводит сладкая судорога, и девушка замирает, чуть обмякая в руках Алексея.

Но ненадолго.

Все не закончится так быстро и просто.

Теперь она укладывает его на лопатки, находит его губы своими. Покусывает их, терзает жадным поцелуем. Параллельно ее пальцы уверенно расстегивают каждую пуговицу на его рубашке. Затем — брюки. И вот ее рука проникает в них, оттягивает резинку боксеров, чтобы и нежно, и грубовато одновременно коснуться его мужского естества. Ладонь медленно скользит вверх-вниз, движения набирают темп очень плавно. Кале нравится реакция Алексея. Нравится слышать стоны, которые звучат приглушенно из-за бесконечных, долгих, почти жестоких поцелуев.

Девушка ориентируется на дыхание Воробьева и тормозит тут же, как понимает, что он может быть близок к пику.

— Нет, — улыбается она.

Кала убирает руку и помогает ему избавиться от брюк и боксеров вовсе, а затем переворачивается на спину сама, утягивая мужчину за собой за шею. Вновь обвивает кольцом его бедра своими ногами и шумно выдыхает, прогибаясь в талии, когда, наконец, чувствует его в себе.

Его движения в ней по началу резки, но затем переходят в более сдержанный ритм. Алексей не хочет причинить боль. Он ласково целует Калу, гладит ее тело, одновременно с этим овладевая девушкой с особым упорством.

— Ты — чудо.

Алексей говорит это хрипло, уже лёжа на спине, когда, после полученного оргазма, он отстранился от Чопры. На ее теле испарина. Она тяжело дышит, и по ее смуглым щекам расползается румянец. Удовольствие плоти ей очень к лицу.

— Необходимо регулярно заниматься — ничего не знаю, — смеется Воробьев и, вновь прижавшись к Кале, целует ту в шею.

***

— Вы слышали че? — воскликнул Тимофей, переводя взбудораженный взгляд с экрана своего телефона на друзей.

Съемки второго выпуска были завершены, и танцоры из балета теперь переодевались из своих костюмов и смывали грим в мужской раздевалке. Измотанные, Давид и Федор обсуждали первое официальное собрание своего киноклуба в эту пятницу, но теперь отвлеклись на Тимофея, что таращился на них во все глаза.

— Че?

— Короче, Батруха сделал предложение своей модели, — парень подскочил на ноги. — В инет утекла новость, что походу эти двое собираются справлять свадьбу в Москве.

— Серьезно? — глаза Федора загорелись. — Значит, и вся компашка будет здесь?

Это же просто замечательно! Собрание эпично выживших в годовщину резни на съемках «Маски».

— Походу, — кивнул Давид. — Луна только и делает, что выкладывает совместные фото с Лизой. Лучшие подружки типа. Вряд ли они с Пресняковым пропустят эту свадьбу.

Федор как-то зловеще ухмыльнулся, принялся алчно потирать ладони. Интересно, компашка посетит проект? Чисто из уважения к прошлогодним событиям. Должны же они навестить «своих». А если удастся их всех увидеть воочию, ещё и сделать фото… А, может, они согласились бы прийти на собрание киноклуба?

— Друзья, у меня шикарная идея, — оскалился он. — Мы должны использовать их приезд в своих интересах.

— Думаешь, получится? — скептически хмыкнул Давид, хотя он и понял мысль товарища, и ему она тоже пришлась по душе.

— Мы сделаем все возможное для этого, — кивнул ликующий Федор.

— Отлично, — вмешался Тимофей, натягивая на себя пуховик. — Распишите все в нашем чате. А мне нужно поторопиться. У меня мама болеет, и она одна дома.

— Давай, мужик, до пятницы, — отсалютовал Давид.

— Ага.

Тимофей вышел из раздевалки, миновал несколько коридоров, открыл тяжелую железную дверь, ведущую сразу на парковку, и вышел на морозный воздух. Он был мерзлявым человеком, но не носил перчаток, потому что те мешали сидеть в телефоне, так что, добираясь до своей машины, парень сразу принялся потирать быстро озябшие ладони. Изо рта вырывались облачки пара. Но также Тимофей бывал забывчивым дурачком. Вот и сейчас он шарил по карманам в поисках ключей от машины,