Река моих сожалений - Медина Мирай

Я машинально осмотрел свой билет и лишь сейчас заметил на нем ряд цифр. Моему примеру последовали и остальные, включая Кавилла.

– Поверьте, дорогие друзья, все средства будут переданы в руки нуждающихся. Сегодня для вас выступят двадцать участников. Группы и независимые исполнители…

– Пришел помочь таким, как ты? – зловеще прошептал Кристиан под самым ухом.

– С чего вы решили, что я такой, как те, кому они хотят помочь? – Я старался оставаться беспристрастным и лишь раз бросил взгляд на режиссера.

– Судя по твоему виду, – я различил печаль в его голосе, – тебе нужно остановиться. Ты выглядишь нездорово.

Я не заметил, как руки сжали подлокотники. Забота Кавилла дурно пахла.

– Знаете, лучше вернемся к вашему вопросу, – я заставил себя улыбнуться. – Нет, меня пригласил сюда Колдер.

– Оу, вы уже так близки. – На лице Кристиана заиграла улыбка, и взгляд его серых глаз озарился так, словно он услышал, увидел или познал что-то долгожданное.

Лучше бы я продолжил разговор о моем нездоровом виде и образе жизни…

– Вы ошибаетесь, – процедил я сквозь зубы. – Кому не захотелось бы сходить на концерт бесплатно?

– Ты не так мелочен и жаден, Питер.

– Откуда вы знаете, какой я?

– Я вижу это, мой мальчик.

Мое сердце сковало от страха и омерзения. Я почувствовал необходимость уйти на задние ряды или уйти вовсе, но зрители одарили первого исполнителями своими скромными овациями, и мне пришлось сдержаться, пытаясь пробудить в себе интерес к новой музыке.

«Мой мальчик».

Даже Ганн не называл меня так. А то, с какой фальшью произнесли губы Кристиана эти давно забытые мной слова, то, с каким спокойствием и превосходством он всматривался в меня, наводило на мысль, что он не оставит меня в покое. Он ищет пути подхода ко мне и с легкостью их находит, но тут же оставляет черные следы и сеет лишь неприязнь. И в то же время… все это в нелепой и жесткой совокупности рождает интригу, замешательство, раздумья. Оно расшевеливает меня, даруя забытые, запыленные чувства, приводя в движение мой окаменелый интерес. И делает он это не хуже Колдера. Но тот парень не оставлял черных следов в моем сердце. Я сам их создавал. Единственное, что нес мне Колдер, – это потерянный мной свет. Как же больно это признавать.

Я не особо слушал выступающих. Сложно пытаться полюбить творения тех, кто тебя не интересует. Колдер выступал пятым, и я сидел, отсчитывая одного участника за другим, в неловком молчании и, казалось, вечном ожидании выхода моего «дорогого друга».

Наконец отпел четвертый. Сольная жалобная песня под гитару. И снова мимо великолепной игры Колдера. Даже рядом не пролетела.

– Кто тебе понравился из выступивших? – спросил меня Кавилл, указывая на сцену.

– Никто.

– Я думаю иначе. – Он улыбнулся. – Из выступивших, возможно, никто и не смог тебя привлечь. Но ведь впереди тот, чья игра трогает твое сердце.

«Да что он себе позволяет?»

– Послушайте… – начал я с небывалым раздражением.

– А сейчас на сцену выйдет «восходящая звезда» Колдер, как его уже успели окрестить.

И снова мои руки сжимали подлокотники. Секундные ожидания его выступления были мучительнее двадцати минут прослушивания неинтересных людей. Но Колдер был мне, черт возьми, интересен. Впервые за долгое время, впервые после Ганна я размышлял о ком-то так много. В том числе и о том, есть ли у прекрасной звезды прекрасная звездочка.

Выхода следующего участника ждали дольше обычного. От незнания происходящего ведущий нервно улыбался, явно теряя контроль над ситуацией.

– Прошу секунду, дамы и господа, Колдер вот-вот выйдет на сцену и подарит вам незабываемый номер, – с этими словами он выскочил за кулисы.

Зрители неодобрительно перешептывались.

– Не нравится мне это, – неожиданно холодно произнес Кавилл. – Этот парень обычно очень организованный.

«Да откуда же вы обо всем этом знаете?»

Его всезнайство начинало бесить, но я сдерживался, чтобы не заткнуть ему рот забытой в кармане кожаной куртки салфеткой.

– Извините, по некоторым причинам номер Колдера откладывается. Встречайте шестого участника – Нельсона Уилсона! – объявил ведущий из-за кулис.

Зрители неуверенно поприветствовали его тихими аплодисментами. Их взгляды переполнялись недоумением первые десять секунд, но, когда на сцену вышел следующий участник, они словно забыли о необъяснимой смене в плане концерта.

– Наверное, он опаздывает, – предположил я вслух, ожидая комментариев приставучего режиссера. Но их не последовало. Я бросил взгляд на Кавилла, но вместо него увидел лишь пустующее место.

В ту секунду что-то холодное и сильное сжало мое сердце. Хватка была настолько невыносимой, что не позволила мне больше ни секунды клещами выдирать из себя увлеченность происходящим на сцене. Я покинул насиженное, теплое место и двинулся к задней части сцены, где находились крохотные, небольшие и просторные автомобильные гримерки. Обошел все, пока не нашел серый фургончик с прибитой к двери табличкой «Колдер». Я не стал стучать, а просто открыл дверь.

Колдер, бледный и обессиленный, лежал на дешевом диванчике в окружении двух совершенно равнодушных молодых врачей и взволнованного ведущего.

Я невольно задумался о его тайной болезни: мертвый взгляд, испарина на лбу, пропитывавшая белоснежную салфетку через каждые пять секунд, дрожащие руки и нездоровый цвет кожи.

Вместе со мной в фургончике появились не только вопросы, немедленно требующие ответа, но и ночной крепчающий холод. Он проникал под одежду каждого из присутствующих, выгоняя наружу ценное тепло, пока я пытался осознать происходящее. Одному из врачей надоело мое оцепенение и, вероятно, глупое выражение лица, и он злобно велел:

– Закройте дверь.

Увидев меня в дверях, Колдер поспешно выпрямился и постарался сделать вид, словно с ним все хорошо.

– Вам нельзя делать резких движений, – заметил ведущий. – Иначе снова будете выворачиваться наизнанку.

– Что происходит? – спросил я.

Колдер виновато прикусил губу и отвернулся, делая глубокие вдохи.

– Все хорошо, – хриплые слова с трудом слетели с его бледных припухших губ.

– Ты выглядишь ужасно. – О, как я наблюдателен!

– Он снова переборщил с успокоительными таблетками. – Один из врачей, все это время стоявший в стороне, вручил Колдеру стакан воды и крохотную пилюлю.

– Я все равно буду выступать. – Наверное, до моего прихода он произнес эту фразу утвердительным тоном не раз, и не раз врачи обреченно вздыхали и повторяли своему упертому пациенту:

– Вы сошли с ума. В таком состоянии вам даже вставать нежелательно. Мы едва вас откачали. Лежите и отдыхайте, пока не станет легче. И идите домой.