Брошь с черным опалом - Елена Дорош

– Тогда кто прислал брошь?

Тот же вопрос волновал Агату. Предположим, Генрих попросил кого-то сделать это после его смерти. Тогда почему брошь передали только сейчас? В посылке никакой записки с объяснением не было. Хотя все может быть. Ну не смог человек раньше, занят был, забыл. В любом случае брошь – от Генриха. Других вариантов нет. Надо считать ее последним «прости» и в самом деле простить.

На том и порешили.

Уже ночью Маруся спросила дочь, почувствовала ли та что-нибудь, узнав о смерти отца. Не было смысла отрицать: все, что Агата узнала о своем отце, взволновало ее чрезвычайно. Возможно, сожаления от утраты не было, ведь она совсем не знала этого человека. Более того, история о том, как он бросил Марусю и свою дочь, вызвала у Агаты отнюдь не приятные чувства. И все же. Из найденной ею информации было очевидно, что Корц – человек неординарный и чрезвычайно талантливый. Прекрасный специалист, востребованный в своей профессии, к тому же коллекционер драгоценных камней с мировым именем. Достаточно, чтобы проникнуться уважением к любому из людей. Возможно когда-нибудь так и будет. Но пока… Как говорится, умом понимала, а сердцем не принимала.

– Мам, а ты знала, что у Генриха есть еще одна дочь?

– Наверное, родилась после того, как мы расстались.

– Да нет. Она старше меня на три года. Нина Корц. Мам, ты чего молчишь?

– Да вот размышляю о том, какая я дура. Прямо скажем, лохушка деревенская. Ведь он с первого дня знакомства говорил, что несчастлив в браке, жена детей не хочет, а он от этого страдает. Много ли бабе надо? Пожалела страдальца неприкаянного.

– Мы с тобой одним миром мазаны.

Генрих и Руфина Корц были погодками, поэтому и росли как попугайчики-неразлучники – всюду вместе. Младшая сестра верховодила, была резкой и громкой. Не говорила, а кричала, ее командирский голос перекрывал в доме все другие шумы и звуки. Родители слышали только Руфу, поэтому если с детьми что-то случалось, они шли на голос и всегда безошибочно попадали в нужное место. Логично, что и прилетало за все проказы именно ей. Во всяком случае, в первую очередь. Как ни мал был Генрих, он довольно скоро сообразил, в чем его выгода. Он мог пакостить тихонько, сестра делала то же самое громко и получала наказание за двоих.

Так они и жили. Повзрослев, Руфа изменилась мало, оставаясь по-прежнему резкой, громкой, уверенной в себе и несгибаемой. Геня, превратившись в видного красавца Генриха, оставался под ее опекой. Руфа была преданной сестрой, наверное, поэтому замуж вышла поздно и как-то неудачно. Мужа ей подыскали из вдовцов, так как другие были уже пристроены еврейскими мамами в хорошие руки. Но бэушный муж тоже не зажился и почил в бозе, оставив Руфу с маленькой дочкой на руках.

Софа росла при матери и дяде, который не то чтобы был сильно озабочен проблемами сестры и племянницы, но помогал деньгами, связями и по-прежнему оставался рядом. Заработок стоматолога держал Руфину на плаву, но для приличной жизни помощь брата была кстати.

Девочка пошла не в их породу. Руфина, как и брат, была черноглаза и смугла, с густыми семитскими кудрями. Дочка оказалась рыжеватой, маленькой и тощей. Только бюст получился выдающимся. Настолько, что была недоступной осознанию сама мысль, как сие могло воздвигнуться на столь тщедушной основе. Софа шутила, что сначала из-за угла выплывает грудь, а потом она сама. На мужчин эта ее анатомическая особенность производила неизгладимое впечатление, поклонники сменялись, не успев запомниться. Учиться после окончания школы София не пошла, а напросилась к дяде, который работал в ювелирном доме и к тому времени имел приличный авторитет среди геммологов. Способности Софы, впрочем, пригодились. Выставки, презентации, экспозиции устаивались довольно часто, хорошие организаторы, работающие с огоньком, да еще за небольшие деньги, оказались востребованы. Софе нравилась такая жизнь. Она старалась без дураков, и сама не заметила, как выросла в хорошего менеджера. Дядя, заметив успехи племянницы, предложил оплатить учебу в хорошем вузе. Софа согласилась, и дело пошло.

Руфа с воодушевлением наблюдала, как из гадкого утенка проклевывается ничего такой лебедь, и мечтала пристроить дочь получше, чем себя саму когда-то. Предполагался ювелир или стоматолог. Первых вокруг было хоть отбавляй, но стоящий роман не случился. А время шло. Наконец забрезжил один стоматолог. Плененный, как и все, объемом Сониного бюста, он уже было поддался. Но тут случилось непредвиденное. София вышла замуж и за абы кого.

Парень был родом из Черногории и звался Станко Вукович. Софа готовила «Летний ювелирный салон» и следила за рабочими, которые собирали шатры, устанавливали оборудование, монтировали витрины. Командовал ими невысокий симпатичный парень. Софа считала, что парней она в своей жизни насмотрелась достаточно, и сначала удивилась лишь нестандартной реакции этого экземпляра на ее прелести. Он не только не пялился на пресловутый бюст, но и вообще отворачивался, когда она козочкой проскакивала мимо. Однажды Софа показывала рабочим, где, по ее мнению, были плохо натянуты тенты. Станко стоял рядом. Она потянулась, тыкая пальцем в провисший полог. И тут пуговичка на блузке расстегнулась. За ней вторая. Софа заметила оплошность не сразу, но обратила внимание, что парень вдруг построжал лицом, нахмурился и отвернулся. Когда Софа догадалась о причине столь суровой реакции, она умилилась. Надо же, какая невинность в наше время! Прям милота! Она присмотрелась к этому моралисту, и неожиданно он ей понравился. Парень вовсе не кокетничал таким образом. Он в самом деле был хорошим, порядочным и неглупым. София стала чаще разговаривать с ним. Сначала о деле, потом просто так. Дальше больше. Салон закончился. Станко с ребятами разобрали конструкции и уехали. Софа позвонила ему на следующий день и пригласила в кино. Парень учился в Питере в колледже, жил у двоюродного дядьки. В фирме, которая работала на ювелирном салоне, просто подрабатывал. Учеба закачивалась, и Станко планировал вернуться к родителям в Черногорию, где у них был семейный бизнес. Поначалу Софа не слишком переживала. Дольше нескольких месяцев ее романы все равно не длились. Однако в этот раз все было иначе. Час разлуки неминуемо приближался, а расстаться уже не было ни сил, ни желания. Софию закружил такой водоворот, что, не зная о предмете своей страсти практически ничего, она сама предложила ему пожениться и с легкостью необыкновенной согласилась ехать с милым в Черногорию на ПМЖ. А почему, собственно, нет? Страна-курорт, климат – не то что в Питере. Наличие семейного бизнеса наверняка предполагало стабильный достаток. Софа стала паковать чемоданы и попутно думать, как объявить о замужестве родне.

Порепетировать решила на двоюродной сестре. Ниночка минуты три обалдело молчала в трубку, но быстро справилась с удивлением и со свойственной ей спокойной и доброжелательной интонацией стала интересоваться подробностями и желать счастья. Софа была рада реакции сестры, ей был нужен хоть один союзник для разговора с матерью и дядей.

Генрих на новость среагировал довольно вяло, но все же предложил свою помощь. Он считал нелогичным сразу переезжать в другую страну. Надо хотя бы на первое время остаться в Питере, осмотреться, притереться, пообжиться. Дядя даже предложил подыскать местечко для новоиспеченного члена семьи поближе к родным, возможно даже в кругах, близких к ювелирному бизнесу. Глубокий солидный голос Генриха успокаивал и внушал надежду, что и с мамой все пройдет так же мирно. Как говорится, обойдется.