Лоулань - Ясуси Иноуэ

Женщина все говорила и говорила… И, глядя на нее, залитую проникавшим в шатер лунным светом, Со Май впервые почувствовал, что влечет его к этой женщине всем сердцем…

На следующее утро Со Май приказал приписать женщину к своему отряду. Для того чтобы защитить ее от взглядов буйных солдат, командир но совету своего ближайшего окружения переодел женщину в мужское платье и приказал держать ее верблюда поближе к своему.

Только через два дня после этого солдаты узнали, что в отряде — женщина, но никто не осмелился подойти к ней поближе: солдаты боялись своего командира.

На седьмой день отряд вышел на равнину, усеянную камнями и песком. Далее караван двигался по дороге, отмеченной, как вехами, костями людей и животных. Три дня подряд путники видели мертвые города, в которых наблюдательные вышки, башни и прочие здания были наклонены к западу. Все эти крепости были наполовину погребены под песком. В городах, выстроенных варварскими народами, за прошедшие века бессчетное число раз стояли и войска Хань, и войска Сюнну, но сейчас они были совершенно безлюдны — как говорится, «ни дымка от костра человечьего». Остались от них лишь руины былых твердынь, брошенные и песком занесенные…

Миновав одну за другой несколько поглощенных песками крепостей, отряд на десятый день наконец достиг местности, от которой до цели, реки Кумдарья, оставалось около половины дневного перехода.

Моросивший со вчерашнего дня дождь превратился в ливень. Скоро и люди, и лошади, и верблюды промокли до костей. К ночи, несмотря на продолжавшийся дождь, отряду удалось разбить палаточный лагерь, но вода проникала сквозь пологи и затапливала палатки. Скоро все солдаты замерзли так, будто наступила настоящая зима.

Той же ночью в лагерь неожиданно пришел десяток солдат из царства Шаныпань. Назвавшись посольством правителя, они приветствовали прибывших ханьцев и преподнесли им запас провианта. А глубоко за полночь в лагере появилось еще трое купцов, на этот раз из царства Гуйцы (Куча). Они начали торговать едой, которую доставили на верблюдах. Купцы рассказали, что в том месте на берегу реки Кумдарья, где Со Май собирался строить военное поселение, пару дней назад появился крупный отряд сюнну.

Несмотря на то что стояла глубокая ночь, Со Май, услышав это известие, отдал отряду приказ немедленно выступать. Он хотел застать сюнну врасплох и одним махом вырезать их всех.

Под покровом ночи ханьцы вышли из лагеря. Под проливным дождем, они быстро продвигались вперед и уже к рассвету достигли Кумдарьи. Поселок, который заняли сюнну, находился на другом берегу.

Стоя у реки, Со Май долго смотрел на то, как бурный поток мутной, желтоватой воды проносится мимо него в серой предрассветной мгле. О том, чтобы навести здесь переправу, и думать было нечего.

А между тем мысль о том, что нужно как можно быстрее переправить отряд на ту сторону, нанести удар по лагерю сюнну и обратить врага в бегство, не отпускала командира. Однако пока перед глазами бушевала и неистовствовала Кумдарья, это было легче представить, чем сделать…

Со Май не знал, как поступить. Ошеломленный увиденным, он все стоял и стоял на поросшем камышом берегу. Насколько позволял видеть дождь, кроме камыша, здесь больше ничего не росло. Ни одного большого дерева!

С тяжелым сердцем Со Май собрал отряд на берегу реки. После того как солдаты почти полчаса простояли под проливным дождем, один из воинов подошел к начальнику, который все глядел и глядел на проносящийся мимо мутный желтый поток:

— Исстари так повелось, — осторожно начал он. — Когда божество реки гневается, ему приносят в жертву женщину… Вот и сейчас, похоже, ничего другого не остается…

Солдата звали Чжан. Он уже десять с лишним лет делил со своим командиром все тяготы боев и походов. Со Май доверял ему больше других.

Командир выслушал Чжана, но ничего не ответил. Через некоторое время тот снова пришел с советом:

— Если промедлить с переправой хотя бы день, то сюнну успеют получить подкрепление, и тогда нам несдобровать…

Со Май долго молчал.

— Когда-то Ван Цзунь своими молитвами отвратил наводнение после прорыва дамбы, а Ван Ба одной силой воли сумел остановить течение бурной реки, — наконец произнес командир,[47]— нравы водных божеств вряд ли с тех пор изменились.

Со Май быстро поставил на берегу реки алтарь и начал перед ним молиться. Было видно, что ему совсем не хочется бросать в этот мутный поток женщину и он решил успокоить воды Кумдарьи молитвами, а не жертвой.

Действительно, если правда, что воители прежних веков усмиряли течения рек, то почему же он, Со Май, не может этого сделать?

Со Май молился уже очень долго, но в мутный поток был все тот же. Вода не убывала. Напротив, ее уровень с каждой минутой становился все выше. Все то время, что Со Май провел в молитве, вода постепенно затопляла берег и теперь плескалась уже у самых ног солдат, лошадей и верблюдов. Но Со Май ни на шаг не отходил от алтаря.

Чжан снова приблизился к полководцу и во второй раз повел разговор о человеческих жертвах:

— Раз так, может быть, не ждать, когда боги откликнутся на молитву? — снова сказал он. — Не пора ли уже принести в жертву женщину?

И, не дождавшись ответа командира, продолжил:

— Отходить нам отсюда нужно, и поскорее. Иначе смоет всех — и людей, и коней, и верблюдов…

В это мгновение Со Май вдруг выхватил из ножен меч, сжал клинок зубами и поднял голову к небу. Капли дождя били ему в лицо, прямо в широко раскрытые глаза. Чжан и все солдаты, затаив дыхание, следили за действиями командира. В его фигуре было что-то демоническое.

Жертвенник, перед которым стоял Со Май, внезапно наклонился, упал — и в мгновение ока был унесен мутным потоком. Со Май еще некоторое время постоял, замерев в странной, неестественной позе среди мчавшейся грязной воды, потом вынул изо рта клинок и обратился к своему воинству:

— Наши моления не доходят до Неба! Значит, в эту реку вселился злой демон! Мы должны со всех сил ударить по нему и разбить супостата! Только тогда вода уйдет, а мы — переправимся через реку!

Голос Со Мая звучал как раскаты грома.