Траектория птицы счастья - Татьяна Веденская

– Два литра кефира, пожалуйста, – гордо выдохнула я, шарахнув купюру на прилавок.

– Возьмите сдачу, – робко пропищала продавщица. Я несла кефир, как главный приз в долгой мучительной борьбе, а вслед мне слышался шепоток. Я вышла из магазинчика в состоянии аффекта. Я знаю, что говорю. Мне приходилось диагностировать подобное. Человек не понимает, как он мог совершить подобное! Но тем не менее, все уже сделано, причем вот этими самыми ручонками. И остается только тикать, что я и сделала, пока потерпевший не пришел в себя и не решил дать мне сдачи. Дворами я пробралась в свой подъезд, и села, наконец, в лифт. Там, под тихий скрежет лифтового мотора я подумала, что кефир не стоил того. Однозначно! Лучше бы я купила его в супермаркете через дорогу. Потому что непонятно, как теперь ходить на работу. В зеркале лифта достоверно отражался плавно растекающийся по моему лицу синяк.

– Душечка, я не понимаю, как на вас могли напасть? – Полина Ильинична рассматривала мой синяк под глазом с лупой.

– А вот так! Обозвали чеченкой и дали в глаз! – рассказала я.

– Знаете, дорогая, я бы обошлась и вчерашней ряженкой. И все-таки, среди бела дня! – потрясалась она. Хотя тот факт, что я мужественно сражалась за то, чтобы принести ей кефир, ее положительно потряс. Знала бы она, из-за чего я на самом деле полезла в драку. Просто в тот момент мне было совершенно необходимо дать в нос любому представителю сильной половины человечества. Ух, ненавистные мужики!

– Я помешала им похмеляться! Этого они мне простить не смогли, – я усмехнулась. После того, как мною была одержана полная безоговорочная победа, адреналин еще гулял барином по моей крови.

– Скажи мне, пожалуйста, а больше у тебя ничего не произошло? – хитро прищурилась бабуля.

– С чего вы взяли? – попыталась увильнуть я.

– А с того, что раньше ты бы никогда в драку не полезла, – Полина Ильинична хлопнула кулачком по столу. – Ну-ка, рассказывай, что стряслось!

– Да ничего особенного! С мужиком рассталась, – осторожно вымолвила я, но, естественно, через некоторое количество пыток, я во всем созналась. Причем во всех самых грязных подробностях. И про то, как он все пытал меня относительно моего темного прошлого, а я молчала, как партизан. И о том, как не понравилось ему мое настоящее.

– Н-да, история, – промолвила баба Полина, а по ее тону я поняла, что большую часть она знала и без меня. – Пойду-ка я, погуляю.

– Зачем? – не поняла я.

– Надо! – уверенно кивнула она и отправилась на променад. То бишь, на скамейку во дворе, на бабуськинский командный пункт. Через несколько часов она вернулась усталая, но полная информации.

– Митяй твой – дурак. Жил с женой в Коньково, в квартире, которую купил на свои денежки. У них там дочь, собака, то-се.

– Что то-се? – не поняла я.

– А то, что он и в Ямбург-то начал ездить, чтобы на собственную квартиру заработать.

– И? – конечно же, мне было дико интересно все, что касалось Мити. Пусть даже теперь это не имело никакого значения.

– Ну, и заработал. И вообще, втянулся. Машину купил, жену с дочкой в Турцию возил каждый год. А она, конечно, сучка…

– В смысле?

– А как в том анекдоте, который про «возвращается муж из командировки…».

– А-а! Ну, это он мне и сам говорил, – разочаровалась я.

– Это еще не все!

– Не все? А что еще? – удивилась я. Мне и этого было достаточно, чтобы понять, что не будет мне прощения.

– А еще она его из квартирки той выперла. Обвинила его в мордобое, заявление написала, и еще в каком-то ужасе обвинила. Вроде бы он у нее что-то жутко ценное украл. С дочерью видятся по расписанию. В квартире она теперь живет с тем самым любовником, с которым он ее и застукал. Представляешь?! И если он на квартиру претендовать будет, она сразу в суд. Вот он у тетки теперь живет. И всех ненавидит. Все-таки, он на эту квартиру пять лет зарабатывал.

– Вот это да! – причмокнула я языком. Надо же. Неудивительно, что его так пугает любое вранье. – Ну, у вас там на лавочке и база данных. Майкрософт отдыхает!

– А то! – бабуся покраснела от удовольствия. Пришлось сделать укол папаверина. На всякий пожарный.

– Ладно, проехали. Что ж теперь поделать. Не сложилось, значит, – вздохнула я.

– Но ты его любишь? – поинтересовалась Полина Ильинична.

– Нет, конечно, – я замотала головой. Первая моя заповедь гласит, что любви нет.

– Нет? – старушка недоверчиво приподняла бровь.

– Ну, конечно! – отвела взгляд я. – Вы же знаете, что по-настоящему я люблю только вас!

– Не подлизывайся, – засмеялась она. Впрочем, думается, что мой ответ ее очень устроил. – А, ладно! Все ты правильно сделала, потому что все равно бы у вас ничего не получилось бы.

– Почему? – расстроилась я. Если честно, я надеялась, что ее совет будет иметь другой вектор направленности.

– Да потому. Жениться он все равно не стал бы, после такого-то. Ну, приезжал бы раз в полгода, дурил бы тебе мозги, а потом отчаливал бы к другой.

– К другой? – подняла бровь я.

– А ты что думаешь, что молодой мужик там по полгода будет тебе верность хранить? Ха! – фыркнула старушка.

– Ну и я тогда переживать не буду, – окончательно поникла я.

– Вот и не переживай. Живи спокойно, что тебе, у меня плохо? – заискивающе спросила Полина Ильинична. Я усмехнулась. Конечно, если следовать ее логике, то при малейшем удачном романе у нее были бы все шансы потерять меня в качестве жилички и снова вернуться в каменный век, когда она вызывала Скорую по три раза на дню. А так – все на своих местах, в том числе и мое сердце.

На том мы и порешили. Если уж не удалось договориться, значит, не судьба. Мне тридцать пять лет, каждый из которых отпечатался на моем не слишком красивом лице с чрезмерно длинным носом. Такой нос пристал только Барбаре Стрейзанд. Только ей он простителен, а на мне он смотрится, как ручной тормоз в паровозе. В общем, смотрится не очень. Пластический хирург по мне плачет. И на моих руках нет маникюра! Я врач, которому в любую минуту может прийти в голову покопаться в человеческих внутренностях. Нам не положен маникюр. И никто уже не сможет разбить мое сердце, поскольку это уже успел сделать Дима. Я вернулась к работе, постаравшись выкинуть из головы все мои удачные и неудачные романы.

– Можешь не ставить меня пару недель в смену к Большаковскому? – попросила я нашу Римму, старшего фельдшера. Она немного помахала головой, но пошла навстречу. И я каталась одна, к моему вящему удовольствию. То есть, по идее, я должна была быть недовольна, потому что одиночные фельдшерские бригады – это очень утомительно. Двенадцать часов катаешь с дневным водителем, и еще можно жить. Днем по улицам хоть люди ходят, даже на Сходненской подстанции. А вот ночные вызовы, следующие двенадцать часов смены, для одиночной бригады – сплошной экстрим. Хорошо, когда едешь на сердечный приступ или, еще лучше, на ОЖ[9]. Аппендицит или отравление, в любом случае, мне не придется всовывать больному трубки и в одиночку либо в лучшем случае с родными переть больного по лестнице до машины. А если ночной вызов звучит как «ножевое ранение в область солнечного сплетения»? Как думаете, может ли ждать там что-то хорошее девушку-фельдшера, работающую в одиночку? Это же стопроцентная пьяная драка с поножовщиной! То еще удовольствие, реанимировать дерущихся мужиков.