Женщина, которую нельзя забыть - Сандра Мартон

Но здравомыслие победило. Он живо представил себе, как позвонит в гостиницу «Песнь пустыни» и скажет матери, что он в городе. Что бы он сказал? «Привет, ма, знаешь что? Я женюсь, и, кстати, через пять месяцев ты станешь бабушкой».

Точно. Только это ей и не хватало услышать.

Пока Мэри не знает о Мариссе. Никто в семье не знает о ней. Син не в счет, но и он не знает, что брат женился…

Женился. Неужели это слово так странно звучит на английском?

Каллен стоял в церкви, украшенной красными сердечками, и смотрел на женщину, у которой желания выйти замуж было меньше, чем у приговоренного умереть на виселице. Он сжал зубы и рявкнул отрывистое «да» так, что мировой судья покосился на него.

Марисса, в свою очередь, прошептала ответ. Этот ответ заслуживал внимания общественности.

— С вами все в порядке, мисс Перес? — спросил мировой судья и беззастенчиво посмотрел на живот Мариссы.

— Все в порядке, — ответила она. — Давайте побыстрее закончим.

Мировой судья сделал из бракосочетания шутку. После того как он объявил их мужем и женой, он сказал: «Всегда приятно видеть невесту, которая рада связать себя узами брака».

Каллен вежливо засмеялся, мировой судья сделал то же самое. Марисса выглядела так, как выглядит остывающий труп. В конце концов, никто никого не обманывал. Марисса Перес стала Мариссой О'Коннелл, и событие было не из радостных.

Каллен поднес чашку к губам, скорчил гримасу, но допил кофе.

Чашка сильно врезалась в руку Каллена и треснула. Он ругнулся и посмотрел на белые фарфоровые осколки, лежащие у его ног. Он рванул дверь террасы, вошел на кухню, взял совок и щетку из подсобки.

Какую игру она затеяла?

Он поклялся себе, что не прикоснется к ней. Он не хотел, чтобы она была рядом, если ему придется бороться с ее презрением, бороться до тех пор, пока она не признает, что хочет его. Каллен вернулся на террасу и начал собирать осколки чашки в совок. И тут заметил красное пятно на щетке и красные капли на двери террасы. Он глубоко поранился и даже не почувствовал. Он вернулся в квартиру за бинтом и увидел, что за ним тянется красная полоска по жемчужно-серому берберскому ковру.

Этого только не хватало.

— У тебя кровь!

Каллен оглянулся.

Марисса стояла на верхней ступеньке широкой мраморной лестницы, которая вела в гостиную из прихожей. Ее лицо было белее мела.

— Марисса?

Она открыла рот и покачнулась. Каллен бросил совок и щетку и побежал к ней.

— Марисса, — сказал он, хватая ее, — в чем дело?

— Все в порядке, — прошептала она, но он прекрасно видел, что это не так.

— Святая Мария! Что-то с ребенком?

Каллен оглянулся и увидел Консепсьон. Экономка стояла в вестибюле, ее карие глаза округлились от ужаса.

— Я не знаю. Моей жене стало плохо.

— Мне не плохо, — неуверенно сказала Марисса. — Правда. Отпусти меня. Со мной все в порядке.

И Каллен, и экономка проигнорировали ее слова.

— Усадите сеньору на софу. Опустите ей голову. Да, так. — Консепсьон скрестила руки на груди. — Она может потерять ребенка. Кровь…

— Это моя кровь, не ее.

Каллен присел на корточки рядом с женой и взял ее руки в свои.

— Марисса. Поговори со мной.

— Я сказала тебе, все хорошо. У меня просто закружилась голова.

— Сеньора? Что происходит? Это ребенок?

Марисса покачала головой.

— С ребенком все в порядке. Голова уже прекратила кружиться. Кровь…

— А, да. Кровь.

Каллен переводил взгляд с одной женщины на другую. Они говорили по-испански. Почему ему не приходило в голову, что эти женщины могут говорить на одном языке?

И как могло получиться, что Марисса была в более близких отношениях с экономкой, чем с ним?

Пошло все к черту. Как вышло, что он не знал такой важной вещи о своей жене?

— Что? — спросил он. — Что она говорит?

— Во всем виновата кровь. При виде крови сеньоре стало плохо.

Каллен посмотрел на свою руку. Кровотечение прекратилось, но были видны капли крови на ковре и на джинсах.

— Ничего страшного, — сказал Каллен Мариссе, — просто небольшой порез. Порез, — повторил он для экономки.

Консепсьон кивнула.

— Я уберу все, сеньор.

— Спасибо, Консепсьон. Но пока не принесешь ли ты нам холодный компресс?

— Мне не нужен компресс, — запротестовала Марисса и посмотрела на него. — Я в порядке. Правда.

Каллен подумал, что она выглядит неважно: бледная, круги под глазами, дрожащие губы. Разве две недели отдыха и хорошего питания не пошли ей на пользу?

— Лучше все-таки приложить компресс.

Она покачала головой, распрямилась и аккуратно высвободила руки. Нетрудно было понять, что она опять уходит в себя.

Марисса не хотела помощи ни от кого, особенно от него.

Консепсьон шумно вошла в комнату, неся пакетик со льдом. Она передала пакетик Каллену и так же шумно вышла, чтобы собрать осколки. Когда она скрылась на кухне, Марисса попробовала подняться.

Каллен схватил ее за руку и задержал около себя.

— Посиди спокойно пару минут.

— Дай мне лед.

— Я сделаю сам. Ты только наклонись вперед. Вот и все.

Марисса нагнула голову. Каллен убрал волосы с ее шеи. Кожа там была мягкой и нежной. Он представил, что она сделает, если он приложит свои губы к ее шее вместо льда.

— Смешно, правда? — сказала Марисса. — Взрослая женщина вырубается при виде крови.

Он улыбнулся и нежно прижал пакетик со льдом к освобожденному от волос месту.

— Однажды мы были на пикнике, и паук упал в суп моей сестры Меган. Она завизжала, как бэнши [1].

Марисса издала какой-то приглушенный звук, будто пыталась не рассмеяться.

— Она, наверное, была очень маленькая?

— Ей было двадцать.

На этот раз Марисса засмеялась. Он не мог понять, почему ему вдруг стало хорошо.

— Ладно, ей было пять. Но ее представление никто из нас до сих пор не забыл.

Каллен прижимал лед к затылку Мариссы.

— Знаешь, не жаль потерять немного крови, чтобы узнать, что тебе не все равно.

— Мне не… — Ее щеки покраснели. — Это не имеет отношения к тебе.