Юстиниан Великий : Император и его век - Станислав Николаевич Чернявский

ли он какого-то результата, но впоследствии Константинополь превратился в город-сад, застроенный небольшими коттеджами, в которых жили простые византийцы среднего класса. Трущобы сохранились лишь в отдельных районах. Легко предположить, что перестройка города началась после погрома «Ника», когда часть столицы сгорела и лежала в руинах. Владельцы многоэтажных домов, квартирки которых сдавались внаем, разорялись.

Несчастных латифундистов, помещиков, спекулянтов жильем действительно становится жаль после всех этих перечислений. Правительство преследовало их всеми возможными способами. Но, может быть, преследуемые перекладывали повинности на плечи крепостных? Не похоже. Если следовать схеме Прокопия, мы видим совершенно иную картину: крестьяне и пролетарии («бунтовщики», стасиоты) могли жаловаться на помещиков и спекулянтов, и царь принимал сторону низших против высших. Количество латифундий сокращалось, а число свободных крестьянских хозяйств росло. Хотел этого Юстиниан или нет — смысл его политики был именно таков.

Интересно, что Юстиниан укрепил денежную систему, но Прокопий и это поставил ему в вину. «Обычно раньше менялы за один золотой статер давали обращавшимся к ним 210 оболов, которые они называли фоллами (обрезки кожи). Юстиниан же с Феодорой, изобретая всевозможные источники личного обогащения, постановили давать за статер 180 оболов. Этим от каждой золотой монеты они отрезали седьмую часть». Укрепление собственной валюты означало, что Византия диктует цены в международной торговле. Возможно, от этого выигрывали те купцы, что были связаны с государственным сектором и торговали продуктами монополий (это не модернизация; каждый исследователь, глубоко знакомый с историей позднего Рима и Византии, знает, что подобные термины правомерны по отношению к описываемой эпохе).

Частники проигрывали. К ним-то и апеллировал Прокопий Кесарийский, желая хоть как-то уязвить Юстиниана. Другого объяснения этому пассажу я не нахожу Н. В. Пигулевская отмечает, что произошло удешевление золота, но тотчас констатирует удорожание разменной монеты, что опять приводит нас к выводу об укреплении статера как международной валюты. Гиббон подметил, что золотая монета осталась без подмеси и не возвысилась в цене. Мы должны дезавуировать очередное обвинение, брошенное Кесарийцем.

В очередной раз выходит, что Прокопий цепляется за старое, отстаивает интересы крупных собственников. А Юстиниан строит (с большим или меньшим успехом) совсем другую страну, где государство вмешивается в экономическую жизнь, пытается регулировать промышленность, торговлю и создает сбалансированное общество, в котором нет места диктатуре земельного или спекулятивного олигархата. Перед нами — разделенная на социальные группировки страна; над ними стоит бюрократия и пытается помешать одной группе возвыситься за счет другой.

Поэтому супербогатство в Византии есть нечто крайне нестабильное. Сенаторы и прочие латифундисты в начале правления Юстиниана гибнут в народных смутах или от кинжалов стасиотов. В середине правления сам Юстиниан и его жена Феодора выдумывают десятки способов, чтобы покончить с крупными землевладельцами и обновить сенат; латифундистов преследуют как в соответствии с законодательством, так и в обход законов.

Однако продолжим анализ обвинений, изложенный Прокопием.

Мы говорим об усилении государственного вмешательства в экономику. Подтверждая это, Кесариец упрекает Юстиниана в попытке регулировать цены, чтобы защитить рядовых граждан от произвола купцов. Попутно он сообщает интересные сведения о шелкоткацких мануфактурах, работавших на китайском сырье. О чем же говорит Прокопий, обвиняя Юстиниана и его губернаторов?

«Введя на большую часть товаров так называемые монополии и заставив желающих что-либо купить задыхаться каждый день в петле этих цен, эти правители оставили незакабаленной только одну торговлю — платьем, но и тут они придумали следующее. Платья из коконов шелка-сырца издревле обычно делались в двух городах Финикии: в Берите и в Тире. Крупные торговцы этим товаром, их представители и ремесленники-мастера со времен отцов и дедов жили здесь, и отсюда обычно после выработки эти товары распространялись по всей земле. Когда же во время правления Юстиниана занимавшиеся этим делом в Византии и в других городах стали продавать эту одежду дороже, ссылаясь на то, что в настоящее время персы накинули цену на сырец значительно выше, чем она была в прежнее время, и что теперь десятинные сборы в Римской империи выше, чем прежде, то император, делая перед всеми вид, будто он негодует на это, законом запретил, чтобы цена на такую одежду была выше, чем восемь золотых за фунт шелка. Тем, кто нарушит этот закон, грозило наказание в виде конфискации всего наличного состояния. Торговавших этим товаром такое постановление ставило в совершенно безвыходное и невозможное положение. <…> Впоследствии эти государи не сочли недостойным себя самим заняться производством таких одежд из шелка в Византии. Во главе этого производства стоит заведующий царскими сокровищами. Назначив Петра, по прозванию Барсима, на эту должность, немного времени спустя они разрешили ему совершить безбожные поступки. По отношению к другим он считал нужным строго придерживаться закона, а заставляя рабочих- специалистов по этому производству работать только на одного себя, он продавал, вовсе не скрываясь, но открыто, на площади, унцию шелка, окрашенного в какую-нибудь краску, не меньше чем за шесть золотых, а шелк, окрашенный в царскую краску, которая называется “головером” (чистый пурпур), он продавал более чем за 24 золотых. Он извлек отсюда для императора большие деньги, а сам, прикрываясь этим, тайно воровал еще большие суммы. Начиная с этого времени, такая система так и осталась на все времена».

То есть мы видим откровенную попытку огосударствления шелкоткацких предприятий и введения косвенного налога на роскошь. Это вполне укладывается в русло социальной политики Юстиниана, если мы правильно понимаем смысл этой политики: ограничить богатство и уравнять сословия под эгидой государственной бюрократии. Хорошо это или плохо, но такова была эволюция императора, когда-то находившегося под влиянием идей маздакитов.

3. ЗАПРЕТИТЕЛЬ ЗРЕЛИЩ

Помимо этого царь наложил руку на городские расходы. Раньше жители городов скидывались на устройство зрелищ, ремонт домов, освещение улиц. Император был убежден, что граждане его страны самостоятельно могут создавать лишь отряды стасиотов, а потому причислил суммы из местных бюджетов к налогам. Тратил он на строительство действительно очень много, как об этом пишут Иоанн Малала и Прокопий. Но в «Тайной истории» Кесариец указывает на другое.

«Никто уже не мог заботиться о городском благоустройстве, — говорит