Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея - Кай Берд

получить от Стросса категорическое опровержение слухов о вражде между ним и Оппенгеймером и отказе поддержать откровенность за исключением обнародования точных данных о запасах». Стросс, ушлый бюрократ-интриган, обманул Джексона. Почти в то же время он тайно сотрудничал с Чарльзом Мерфи из «Форчун», готовя новую статью с жестокой критикой призыва Оппенгеймера к большей открытости по атомным вопросам.

Обстоятельства складывались для Стросса благоприятно. В августе газетные заголовки раструбили на всю страну: «Красные испытали водородную бомбу». Советы сумели повторить достижение американцев, испытавших свою собственную водородную бомбу всего девять месяцев назад. Представление о том, что Советы, очевидно, близки к тому, чтобы превзойти ядерный арсенал Америки, укрепило позиции Стросса в борьбе с призывами Оппенгеймера к откровенности.

В конце концов Эйзенхауэр нашел «обнадеживающую альтернативу» и представил ее в речи «Атом для мира». Он предложил США и Советскому Союзу выделить расщепляющиеся материалы в распоряжение международного органа для строительства мирных атомных электростанций. Произнесенная 8 декабря 1953 года в ООН речь поначалу имела успех у публики, однако Советы не приняли подачу. Из текста речи были исключены упоминания о размерах и природе ядерных арсеналов, как и всякая информация, способная послужить пищей для конкретных обсуждений. Взамен откровенности Эйзенхауэр подарил Америке мимолетную пропагандистскую победу.

Вместо пересмотра ядерной стратегии администрация Эйзенхауэра в последующие месяцы начала сокращать расходы на обычные вооружения и еще больше наращивать ядерный арсенал. Эйзенхауэр дал своему подходу к обороне название «Новый взгляд». Администрация приняла предлагаемую ВВС стратегию и почти полностью положилась в защите Америки на воздушные силы. Политика «массированного возмездия» представлялась недорогой, убийственной мерой. Такая политика была близорука, оправдывала геноцид и в случае осуществления грозила самоубийством. Дин Ачесон назвал ее «обманом на словах и по факту». Эдлай Стивенсон недвусмысленно спросил: «Выходит, мы оставили себе беспощадный выбор между бездействием и термоядерным холокостом?» «Новый взгляд» не тянул на звание нового политического курса и полностью перечеркнул ожидания Оппенгеймера.

Льюис Стросс победил. Режим секретности не изменился, ядерное оружие производилось в умопомрачительных количествах. Когда-то Оппенгеймер считал Стросса досадной помехой, человеком, не способным «помешать делу». Но теперь, когда администрация республиканцев взяла под контроль Вашингтон, Стросс сел за руль и до пола вдавил педаль политического акселератора.

Оппенгеймер и многие его друзья были уверены, что Стросс считает его врагом. В июле, вскоре после назначения Стросса председателем Комиссии по атомной энергии, близкому другу Оппенгеймера адвокату Герберту Марксу позвонил сотрудник КАЭ: «Скажите вашему другу Оппи, пусть задраивает люки и готовится к шторму».

«Я знал, что ему грозили неприятности, — вспоминал И. А. Раби. — Он переживал их уже несколько лет… жил в тени нависшей угрозы. <…> Знал, что на него шла охота». Раби посоветовал другу: «Роберт, напиши статью для “Сатердей ивнинг пост”, расскажи им историю своей жизни, о всех своих радикальных связях и прочем, и они от тебя отстанут». Раби считал, что, если статью напишет Роберт и она выйдет в уважаемом издании, общественность поймет и простит его. В плане пиара честное признание могло бы сделать Оппенгеймера неуязвимым для дальнейших политических нападок.

У Оппенгеймера, однако, имелись другие планы. В начале лета Роберт, Китти и двое детей поднялись на борт «Уругвая», судна, отплывающего в Рио-де-Жанейро. Оппенгеймер путешествовал по приглашению правительства Бразилии. Он должен был прочитать цикл лекций и планировал возвратиться в Принстон в середине августа. В Бразилии посольство США по указанию ФБР устроило за ним слежку.

Пока Оппенгеймер приятно проводил время в Бразилии, Стросс развил бешеную деятельность, чтобы раз и навсегда покончить с его влиянием. 22 июня 1953 года Стросс явился в штаб-квартиру ФБР для еще одной встречи с Гувером. Хорошо понимая, какую огромную власть директор ФБР имел в Вашингтоне, Стросс стремился поддерживать «близкие, сердечные отношения». «Адмирал» Стросс почти сразу же перевел разговор на Оппенгеймера. «Он знал, — писал Гувер в служебной записке, — что сенатор Маккарти замышлял расследование деятельности доктора Оппенгеймера. Считая подобное расследование полезным, адмирал в то же время надеялся, что оно не будет проводиться слишком поспешно».

Сенатор от штата Висконсин и его референт Рой Кон действительно нанесли Гуверу визит 12 мая. Маккарти интересовало, какова будет реакция Гувера, если сенатская комиссия начнет расследование деятельности Роберта Оппенгеймера. Гувер рассказал Строссу, что попытался отговорить Маккарти. Оппенгеймер, считал директор ФБР, «довольно спорная фигура» и популярен в научных кругах. Гувер предупредил Маккарти, что публичное расследование такой заметной фигуры потребует «серьезных предварительных раскопок». Маккарти понял намек и обещал до поры до времени оставить Оппенгеймера в покое. Гувер и Стросс пришли к общему мнению, что «это дело такого рода, какие не стоит преждевременно затевать ради одних громких заголовков».

Стросс «по секрету» сообщил Гуверу, что независимый колумнист Джозеф Олсоп недавно прислал в Белый дом письмо на семи страницах, призывающее администрацию Эйзенхауэра заблокировать расследование деятельности Оппенгеймера сенатором Маккарти. Стросс, разумеется, знал о дружбе Олсопа с Оппенгеймером и хотел показать Гуверу, что ученого поддерживают влиятельные люди. Это была встреча единомышленников, и Стросс покинул кабинет в убеждении, что привлек могущественного шефа ФБР на свою сторону. Задача по избавлению от Оппенгеймера была слишком важна, чтобы оставлять ее шуту-сенатору из Висконсина, гонявшемуся за дешевыми сенсациями. Такая задача требовала тщательной подготовки и искусного маневрирования.

После визита к Гуверу Стросс вернулся в свой кабинет и отправил сенатору Тафту письмо с призывом помешать Маккарти, если тот попытается начать расследование по делу Оппенгеймера. «Это было бы ошибкой, — написал он. — Во-первых, часть доказательств не пройдет. Во-вторых, комиссия Маккарти — неподходящее место для такого разбирательства, да и текущий момент не подходит». Стросс решил организовать свое собственное расследование.

Третьего июля 1953 года, по сообщению журнала «Нью рипаблик», Стросс официально вступил в должность председателя КАЭ — «как адмирал ступает на мостик боевого корабля». Обнаружив, что предыдущий председатель КАЭ Гордон Дин удовлетворил просьбу Оппенгеймера и продлил с ним контракт консультанта еще на один год (чтобы поддержать борьбу Оппи за откровенность), Стросс объявил боевую тревогу. Первым делом он попросил Гувера прислать ему особым курьером экземпляр самой свежей справки на Оппенгеймера. К этому времени фэбээровское досье включало в себя несколько тысяч страниц. Текст справки, датированной июнем 1953 года и отпечатанной через один интервал, занял шестьдесят девять страниц. Стросс приступил к ее изучению с прокурорским азартом.

В период предвыборной кампании Эйзенхауэра Стросс поддерживал тесный контакт с Уильямом Л. Борденом, начальником отдела кадров Объединенного комитета по атомной энергии, который разделял глубокие подозрения Стросса относительно Оппенгеймера. Борден был демократом и, когда республиканцы получили