Все сказки старого Вильнюса. Продолжение - Макс Фрай

– Ну ничего так дамочка развлечется, – киваю я.

Оми знает меня не первый год. Он в курсе, что мое «ничего так» дорого стоит. Высший балл. Отсутствие подлинного восторга я легко и охотно маскирую одобрительными формулировками. А когда по-настоящему зацепило, становится не до церемоний. Это не поза, а просто устройство организма, внешнее поведение никогда не соответствует внутреннему состоянию, самому смешно.

– По-моему, ты сделал этой женщине в сером королевский подарок, – вздыхает Санн. – Я ей почти завидую.

– Сперва чуть не сглупил, – смущенно признается Оми. – Думал просто сделать ее королевой бабочек. Ну, чтобы бабочки слетались к ней отовсюду и порхали вокруг ее головы, куда бы она ни пошла. Но вовремя опомнился. Решил, что было бы нечестно вот так запросто решать за всех здешних бабочек, как им себя вести. В конце концов, бабочки – не ставка. И какого черта, раз так.

– Было бы красиво, – неуверенно говорит Санн.

– Ты тасуй давай, – говорю я. – Руки уже чешутся отыграться.

– Да ладно тебе. Чешутся – ишь.

Оми любит и умеет держать паузы, и с этим, увы, ничего не поделаешь.

Тасовать теоретически можно очень долго. Хоть до самого вечера. Улица Радвилу – не то чтобы главная пешеходная магистраль. И даже не второстепенная. Если называть вещи своими именами, тут вообще почти никто не ходит. Туристы сюда не забредают, да и среди местных желающих срезать путь от улицы Тилто до набережной или в обратном направлении совсем немного. Хорошо, что хозяин «Старой Лодки» с самого начала сделал ставку на формирование круга завсегдатаев, не особо рассчитывая на случайных клиентов, а то бы давным-давно разорился, и где тогда, скажите на милость, мы бы собирались.

Впрочем, нам-то как раз грех жаловаться, дольше нескольких минут на моей памяти ждать не приходилось. Вот и сейчас, стоило Оми наконец взять карты в руки, как на Радвилу появились сразу трое прохожих. Мальчик с рыжим сеттером на поводке, рано облысевший клерк в темно-синем костюме и старушка с кошелкой, едва ковыляющая на опухших, негнущихся ногах. Из кошелки торчат букеты, составленные из полевых и садовых цветов. До проспекта Гедиминаса, где она обычно торгует, любой из нас, не спеша, дошел бы отсюда минут за пять, а она будет добираться не меньше часа. Но ничего, добредет. А потом, собрав скудную выручку, обратно. И так все лето и осень, ни единого дня не пропуская. Потому что – надо, точка. Снимаю шляпу.

– Бабка явно не из тех, кто легко сдается, – говорю я вслух. – Другие в таком состоянии даже во двор на лавке посидеть не выбираются, а эта – ишь, цветы продавать ходит. Она мне по душе.

– Мне тоже, – кивает Оми. – К тому же у мальчишки жизнь и без нас вполне интересная.

– А лысый лично мне совсем не нравится! – Встревает Санн. – Но не потому, что лысый. А… А потому что!

– Спасибо, что объяснила, – вежливо говорю я. – Теперь все наконец стало ясно.

– Но ведь действительно ясно, – ухмыляется Оми. – Не придирайся.

И начинает сдавать.

Санн, как всегда, бурно возмущается его удивительной способностью сдавать ей исключительно неприятную дрянь. Однако это не мешает ей выкладывать комбинацию за комбинацией. Еще немного, и на столе закончится место. Это досадно, мне хотелось бы выиграть старуху. Санн наверняка уже сочинила для нее добрую дюжину прелестных девчачьих историй об обретении молодости, усыновлении чудесного младенца, случайной встрече с былой любовью, или внезапной горячей дружбе с королевой местных фей. Старушке, скорее всего, понравится, но лучше все-таки доверить это дело мне. Честное слово.

Словно бы в ответ на мои мысли, Санн, а затем и Оми сбрасывают ровно те карты, которые мне требуются. И я – оп-ля! – заканчиваю первым. К их нескрываемой досаде.

– А я тебе так верила, – скорбно говорит Санн. – Так верила. Как самому родному человеку. Замуж бы пошла, если бы позвал, вот честное слово! Но уж теперь-то ни за что не пойду. Теперь я тебя знаю! С самой, заметь, неприятной стороны.

Подсчет, впрочем, показал, что очков у Санн больше чуть ли не вдвое. Но это как раз ничего. Ее подсказки дела не испортят. Мою историю вообще ничем не перешибешь.

– Ну, во-первых, – небрежно говорю я, – ясно, что никакая это не бабка. А джинн. Заключенный разгневанным и хитроумным господином в сосуд из плоти, а не из меди, как делали прежде.

– Боже! – Санн картинно хлопает себя по лбу. – Ну конечно! Как я сразу не догадалась.

– И сколько тысячелетий ему еще так шаркать? – озабоченно спрашивает Оми. – Джиннов обычно надолго проклинают.

– В том-то и штука, что господин решил мерить срок заключения не годами, а шагами, – торжествующе говорю я. – Обрек беднягу сделать сто тысяч шагов, понадеявшись, что в таком ветхом теле он и тысячи не одолеет. Но наш джинн проявил стойкость, и обретет свободу уже сегодня, как только…

Я собирался сказать: «Как только свернет за угол», – но Санн меня перебила. Что ж, имеет право.

– Как только продаст последний букет, – восхищенно выдыхает она. – Отдаст его, предположим, какому-нибудь унылому умнику, который с пяти лет полагает, будто знает, как устроен мир, и чего от него ждать. Сделает шаг в сторону – скажем, чтобы взять свою кошелку. И это окажется самый последний шаг! И джинн метнется в небо огненным столбом, прямо у всех на глазах. Представляете, какой переполох поднимается?! Кто-то завизжит, кто-то перекрестится, кто-то пустится наутек, завоют псы и заревут младенцы, а охранник магазина «Зара» позвонит в полицию, но в целом, обойдется без особых жертв. И то-то наш умник попляшет!

– Поправка принимается, – говорю я. – Так даже лучше. Спасибо, Санн.

– Весело, – резюмирует Оми, затягиваясь трубкой.

В его устах «весело» – это даже круче, чем «ничего так» в моих.

– А теперь я сдаю, – объявляет Санн. – Давай сюда карты.

Санн всегда тасует долго. Ей просто нравится это занятие, и улица Радвилу послушно пустует, сколько заблагорассудится Санн. Наконец из-за угла выходит высокий мужчина с этюдником. Одетый при этом, как солдат великой армии какой-нибудь неведомой, но прекрасной страны: камуфляжные штаны и такая же кепка, украшенная пучком попугайских перьев, изрядно вылинявшая на солнце оранжевая майка и высокие ботинки цвета берлинской лазури. Коротко стриженные темные волосы выкрашены в тон ботинкам; в целом композиция более чем удалась. И кому как не Санн ее оценить.

– Он прекрасен, – вздыхает Санн. – Я его хочу.

– Сперва тебе придется его выиграть, – хладнокровно замечает Оми.

Санн снова вздыхает и начинает сдавать карты.

Но в этой партии снова везет мне.

– Вот это уже совсем нечестно! – Возмущается Санн. – Я тут сижу, такая красивая. А ты у меня выигрываешь и выигрываешь. Лукаво! Вместо того, чтобы простодушно проиграть.

– Да я бы с радостью, дорогая. Но ты сама сдала мне все эти замечательные карты. Своими руками. Они не из моего рукава.