Женщины Цезаря - Колин Маккалоу

— Если ты ничего не знаешь, тогда почему ты развелся с женой?

На этот раз вся Палата ответила Мессале Нигеру:

— Жена Цезаря, как и вся семья Цезаря, должна быть вне подозрения!

На следующий день после жеребьевки тридцать ликторов курии собрались и провели leges Curiae, согласно которым каждый новый губернатор наделялся империем.

И в этот же день, в час обеда, небольшая группа людей важного вида появилась перед трибуналом городского претора Луция Кальпурния Пизона. Это произошло как раз в тот момент, когда он собирался идти обедать, и без того уже задержавшись. С теми важными людьми явились субъекты значительно менее презентабельного вида, которые окружили трибунал и вежливо, но решительно отодвинули любопытных подальше, дабы те ничего не могли услышать. После этого один из группы потребовал, чтобы те пять миллионов сестерциев, которые были выданы Гаю Юлию Цезарю на дела провинции, пошли в счет погашения части его долга.

Этот Кальпурний Пизон был совсем не похож на своего кузена Гая Пизона. Внук и сын людей, которые сколотили колоссальные состояния на вооружении римских легионов, Луций Пизон являлся также близким родственником Цезаря. Его мать и жена происходили из рода Рутилиев — бабка Цезаря по матери была Рутилия из той же семьи. До сих пор пути Луция Пизона и Цезаря пересекались нечасто, но в Палате они обычно голосовали вместе и очень нравились друг другу.

Поэтому Луций Пизон, городской претор, грозно посмотрел на кредиторов своего родственника и отложил решение до тех пор, пока тщательно не изучит каждую из огромных пачек документов, представленных ему. А вынести грозный взгляд Луция Пизона было нелегко, ибо он был одним из самых высоких и самых смуглых аристократов в Риме, с огромными густыми черными бровями. Когда же его грозный взгляд сопровождался еще и оскалом зубов, черных и грязно-желтых, люди шарахались в ужасе, поскольку городской претор казался в этот миг свирепым людоедом.

Естественно, ростовщики ожидали, что решение будет принято тут же, на месте, но те из них, кто открыл было рот, чтобы протестовать и даже настаивать, чтобы городской претор поторопился, так как он имеет дело с очень влиятельными людьми, теперь решили промолчать и возвратиться через два дня, как было им велено.

Луция Пизона отличали не только внушительная внешность, но и ум, поэтому он не стал закрывать трибунал сразу же после того, как удалились опечаленные истцы. Обед подождет. Он продолжал заниматься делами, пока не зашло солнце и его небольшой штат не начал зевать. К этому времени на Нижнем Форуме почти никого не осталось. Околачивалось там только несколько довольно подозрительных лиц, старавшихся остаться незамеченными в колодце комиций, но поглядывавших на верхний ярус. Судебные приставы ростовщиков? Определенно.

После короткого разговора с шестью ликторами Луций Пизон ушел по Священной улице в направлении к Велии. Судебные приставы пошли за ним. Когда Пизон проходил мимо Общественного дома, он даже не взглянул на него. Напротив входа в портик Маргарита он остановился и наклонился, чтобы что-то проделать со своим сапогом. Все шесть ликторов плотно окружили его — очевидно, чтобы помочь. Затем он выпрямился и продолжил путь, далеко опережая тех подозрительных лиц, которые тоже остановились, когда остановился он.

Чего они не могли рассмотреть издалека, — что высокую фигуру в тоге с пурпурной полосой теперь сопровождали только пять ликторов. Луций Пизон поменялся тогами со своим самым высоким ликтором и остался в портике. Там он нашел выход со стороны Общественного дома и выбрался на пустырь, куда владельцы магазинов выбрасывали мусор. Луций Пизон свернул простую белую тогу ликтора и сунул в пустой ящик. Перелезать в тоге через стену сада перистиля Цезаря не совсем удобно.

— Надеюсь, — сказал он, входя в кабинет Цезаря, одетый только в тунику, — что у тебя найдется приличное вино в этом ужасно изысканном графине.

Мало кто видел пораженного Цезаря. А вот Луций Пизон — видел.

— Как ты попал сюда? — спросил Цезарь, наливая вино.

— Говорят, таким же способом убежал отсюда Публий Клодий.

— Удирать от разгневанного мужа в твоем возрасте? Стыдно, Пизон!

— Нет, не от мужа. От ростовщиков, — ответил Пизон, жадно поглощая вино.

— А-а! — Цезарь сел. — Угощайся, Пизон, ты заработал все содержимое моего погреба. Что случилось?

— Четыре часа назад ко мне пришли твои кредиторы — я бы сказал, довольно вредные, — требуя наложить арест на твое губернаторское жалованье. Они вели себя довольно странно. Их приспешники отогнали от трибунала всех любопытных. Они изложили дело сугубо конфиденциально. Из чего я заключил, что они не хотели, чтобы кто-нибудь побежал к тебе и сообщил о происходящем. Странно, если не сказать больше. — Пизон встал и налил себе еще вина. — Весь день за мной следили, даже провожали домой. Но я поменялся тогами с одним из моих ликторов и пробрался через соседние магазины. За Общественным домом следят. Я заметил это, когда поднимался вверх по холму.

— Тогда я выйду из дома так же, как вошел ты. Я пересеку померий сегодня ночью и приму губернаторские полномочия. Если я уже буду обладать империем, никто не сможет меня тронуть.

— Дай мне разрешение на получение твоего жалованья завтра утром, и я принесу его тебе на Марсово поле. Было бы лучше поместить его здесь, но кто знает, что могут измыслить «хорошие люди». Они действительно всерьез взялись за тебя, Цезарь.

— Знаю.

— Не думаю, — сказал Пизон, опять грозно хмурясь, — что тебе удастся заплатить этим негодяям хоть часть долга.

— Сегодня ночью я увижусь с Марком Крассом.

— Ты хочешь сказать, — удивился Луций Пизон, — что можешь пойти к Марку Крассу? Тогда почему ты не пошел к нему несколько месяцев назад? Годы назад?

— Он — друг, я не могу просить у него.

— Да, понимаю, хотя я сам не был бы таким упрямым. Но я — не Юлий. Для Юлия очень тяжело быть кому-нибудь обязанным, да?

— Да. Но он сам предложил. Так мне легче.

— Пиши разрешение, Цезарь. Ты не можешь послать за едой, а я умираю от голода. Так что я должен спешить домой. Кроме того, Рутилия будет волноваться.

— Если ты голоден, Пизон, я могу накормить тебя, — сказал Цезарь, принимаясь писать разрешение. — Моему личному штату можно доверять.

— Нет, у тебя много дел.

Письмо было написано, сложено, и Цезарь запечатал его своим кольцом.

— Нет необходимости перелезать через стену, есть более достойный выход. Весталки уже разошлись по своим комнатам. Ты можешь выйти через их боковую дверь.

— Не могу, — ответил Пизон, — я оставил там тогу моего ликтора. Ты можешь меня подсадить?

— Я твой должник, Луций, — сказал Цезарь, когда они вышли в сад. — Будь уверен, я этого не забуду.

Пизон тихо хихикнул.

— А хорошо, что такие люди, как ростовщики, не знают всех ходов и выходов в домах римской знати! Мы можем драться между собой, как петухи, но как только кто-то чужой попытается пощипать наши перья, ряды смыкаются. Как будто я разрешу этому противному сброду наложить лапу на моего кузена!