Времена грёз. Том 1 - Мелисса Альсури

на десять лет вперед или восполнить недостаток даров еще за мое рождение.

— Мои помощники в Храме настолько воодушевились, что в столице почти случился всеобщий праздник. Приглашают Лилит в гости, как только она подрастет, и предлагали отправить кого-нибудь тебе в помощь.

— Не надо нам никого, у меня Васька есть, он за всем присматривает, особенно если его время от времени прогонять от колыбели.

— Настолько рад племяннице?

— Конечно, даже мавок простил, когда они своих подарков нанесли. Теперь у меня дома куча помощников, даже не представляю, куда себя деть.

Мы расположились на моей постели, сидя у спинки, Ньярл держал на руках малышку, заворожённо наблюдая за тем, как она тихо сопит, и осторожно касался ее пухлых щечек. Руки мага, тем более такого, как отец, совсем не были предназначены для ласки, и я с интересом наблюдала за его смятением и почти безумным восторгом.

— У нее локоны, как у Марьи.

— Да, даже оттенок похож. Мне кажется, отчасти поэтому брат так сильно полюбил ее. Когда смотришь на них вместе, создается ощущение, будто это не моя дочь, а его.

Ньярл тихо засмеялся, обнимая меня свободной рукой и дав положить голову на его плечо. На миг я вновь ощутила себя ребенком, будто и не было той огромной череды лет, а я снова лишь девчонка, засыпающая под размеренное биение сердца отца, надеясь, что он останется у нас подольше и расскажет мне еще кучу интересных вещей.

— Пап.

— Что?

— Как думаешь, стоит ли мне посмотреть ее будущее?

— Ты еще не видела?

— Нет.

— Тогда это решать тебе, но я бы не хотел его знать. Не хочу знать, как много всего я пропущу в ее жизни.

— Ну почему сразу пропустишь? Может наоборот, на что-то успеешь приехать заранее.

— Может быть, но все равно я многого не увижу, и мне уже обидно.

Улыбнувшись, я поцеловала Ньярла в щеку в качестве утешения. Любопытство съедало меня уже давно, но я не решалась воспользоваться даром, считая, что сейчас слишком рано что-то смотреть или решать. С другой стороны, я могла бы защитить дочь от болезни или несчастного случая, и знать, что она может лишний раз пострадать из-за моих глупых страхов и неуверенности, было слишком выносимо. Вася поддерживал меня, тоже заразившись идеей. Дождавшись отъезда отца, мы назначили день и, закрыв дом, вновь собрались в спальне.

От предвкушения дрожали руки, волнение, словно болезнь, пробралось глубоко под кожу. Я готовилась увидеть свою Лилит взрослой, узнать, какой она будет, что станет любить, а что ненавидеть, как сложится ее судьба и что станет ее страстью в жизни.

— Вась, если я пропаду надолго, вытяни меня обратно в мир, а то засмотрюсь и не замечу.

— Вытяну.

Сев на постели, я взглянула на свою дочь и, прикоснувшись к ее крохотному кулачку, воспользовалась даром, заглянув в ее реку.

В странном бесшовном пространстве передо мной вновь выстроились многочисленные ручьи, сплетенные в сложную, почти безумную сеть, в которой я стояла посреди русла ветвью, отходящей от моей собственной судьбы.

Двинувшись вперед, я рассматривала зеркальную гладь и наблюдала, как постепенно от русла отходят новые ветви возможностей, и чем дальше я шла, тем больше их становилось. Лилит должна была быть поистине бойкой, сильной магичкой с непростым характером, но умеющей завоевать чужую любовь. Она могла произвести впечатление, понять, что у другого человека на уме, и ловко выбиралась из самых странных ситуаций.

Заворожённо я наблюдала за самыми разными путями ее развития, но чем больше я их перебирала, тем тревожней мне становилось на душе.

Остановившись, я в какой-то момент совсем отрешилась от чужих судеб, сосредоточившись только на дочери. Я выстроила все доступные сейчас варианты ее будущего перед собой, заметив чудовищную закономерность.

Раз за разом, как бы не повернулась ее жизнь, в какие бы далекие края не зашла ее тропа, неизменно ждал один и тот же исход: смерть от чьей-то руки. Порой жестокая, несправедливая и непредсказуемая, лишенная всякой чести и понимая, будто кто-то намеренно преследовал Лилит, не давая ей дожить даже до тридцати.

Задыхаясь от накатившего отчаяния, я не верила своим глазам, проверяя судьбу дочери вновь и вновь, но видела лишь ее гибель.

— Нет… Так не должно быть…

Собрав всё силы, я перебирала варианты, искала совпадения и выход, но чувствовала, что причина ускользает от моего взора. Брат попытался вернуть мое сознание в мир, но я отмахнулась от него, не желая упустить и крохотной детали. Вся моя магия ушла на поиски, сердце мучительно сжималось, готовое разорваться от боли. Я тысячи и тысячи раз хоронила собственную новорожденную дочь, теряя остатки надежды это хоть как-то изменить и едва не взвыв от бессилия. Руки предательски дрожали, от слез ныли глаза, мой запас сил подходил к концу, уже вычерпывая ресурсы моего собственного тела, но даже теперь я не могла позволить себе уйти, отвернуться, забыть то, что видела и знала теперь. Как я вообще могу жить дальше, зная, что она умрет раньше меня? Почему видя миллионы чужих жизней и зная, как все случится, я не могу повлиять на судьбу своей дочери? Как я смогу растить свою малышку, наблюдая, как день ото дня приближается ее гибель?

За спиной послышался тихий шелест и мягкий женский голос.

— Оставь это, Геката, тебе пора отдохнуть.

— Не могу, не могу я все так оставить! Ты богиня, ты можешь больше, так помоги мне! Дай мне возможность ее спасти!

Луна печально вздохнула и, осторожно прикоснувшись к моему плечу, чуть сжала его, пока я, сидя на коленях и вцепившись в собственные волосы, тщетно смотрела на вновь оборванную судьбу.

— Я не всесильна, и ты уже всё видишь моими глазами, но могу подсказать, откуда на самом деле идет беда.

— И откуда же?

Приобняв меня, богиня скрыла с моих глаз реку Лилит и показала мне множество других.

— Это судьбы тех, кто принесет ей смерть, присмотрись внимательнее.

Всхлипнув и утерев набежавшие слезы, я постаралась сосредоточиться на том, что мне показывает Луна. Огромное множество линий, непохожих друг на друга, выстроились передо мной, словно диковинная карта, и неожиданно для себя я заметила на этом рисунке инородные, черные вкрапления.

— Что это?

— Ты это уже видела.

Присмотревшись к одной из судеб, я прикоснулась к одному из воспоминаний, отмеченных крохотной черной кляксой. Чернильная слизь обожгла мои пальцы, лишь мельком показав лицо, виденное когда-то в детском кошмаре.

Призрак

Веду я счет потерянному мной

И ужасаюсь вновь потере каждой,