Звездоплаватели - Георгий Мартынов

— Никто не виноват в том, что произошло, — сказал Второв. — Кто мог предвидеть? Но, мне кажется, что наше положение не так уж безнадёжно. С Земли следят за нами. Там уже знают, что звездолёт опустился на Цереру. Они будут ждать нашего появления в пространстве и, не дождавшись, поймут, что случилось несчастье, и вышлют помощь. У нас достаточно продуктов, а нехватки воздуха опасаться не приходится. Значит, мы можем дождаться.

Белопольский обернулся.

— Всё та же ошибка, — сказал он. — Мы думали, что нехватки энергии опасаться не придётся, а теперь вы говорите то же самое о воздухе. Мы не знаем — может быть, автоматы, возобновляющие кислород на последнем издыхании? Взятые с «СССР-КС3» баллоны со сжатым кислородом были предназначены для пустолазных костюмов, и их хватит не больше чем на два дня, при непрерывном использовании. А самое главное — от Земли до Цереры не меньше трёх месяцев пути для наших звездолётов. Они не могут лететь так быстро, как «фаэтонец». К тому же, мы отправились к Церере в самый благоприятный момент, а с тех пор прошёл почти месяц. Сейчас Земля и Церера относительно друг друга не в столь удобном положении. Но допустим, что они вылетят сегодня. На три месяца у нас не хватит продуктов питания, если даже и хватит воздуха.

— Хватит, — Коржевский очнулся от своего оцепенения. — Я сам грузил их. При уменьшенной норме мы можем протянуть больше трёх месяцев.

— Не понимаю, о чём мы спорим? — сказал Второв. — Хватит, не хватит, а ничего больше, как ждать помощи, мы не можем сделать. Или вы предлагаете покончить самоубийством?

— Об этом и разговора быть не может, — сказал Белопольский. — Будем ждать. Наша судьба в руках фаэтонцев, вернее их техники. Будем надеяться, что она нас не подведёт второй раз.

Второву и Коржевскому показалось, что Белопольский сказал это тоном сожаления. Было ясно, что он предпочёл бы смерть возвращению на Землю. Но они двое не имели никаких причин желать смерти.

— За три месяца, — сказал Второв, — мы сможем проделать полезную работу. Надо тщательно обследовать доступную нам площадь поверхности Цереры. Звездолёт всё равно останется здесь навсегда. Можно изучать его, не боясь испортить.

— Вот уж этого никак нельзя сделать, — ответил Белопольский. — Можно повредить автоматы воздуха. Мы понятия не имеем, где они. И ещё хуже — можно испортить автоматы дверей. Ничего нельзя трогать.

Автоматы дверей! Только при этих словах все трое подумали об одном и том же — если энергия, приводящая в движение внутренние механизмы звездолёта, истощится так же, как энергия двигателей, они будут замурованы в этом помещении без малейшей возможности выйти.

— Я думаю, — сказал Коржевский, — что вообще нельзя выходить отсюда. В каком положении мы очутимся вне корабля, не имея возможности в него вернуться?

— Значит, придётся сидеть три месяца взаперти и в полном безделье? — сказал Белопольский. — Нет, лучше уж погибнуть сразу. Я — за выход.

— Я тоже, — присоединился Второв. — Если откажут двери, то можно быть уверенным, что откажут и автоматы воздуха. Не всё ли равно в этом случае, быть снаружи или внутри. Результат один.

— Составим план действий. Как будем выходить, вместе или по очереди? — как ни в чём не бывало спросил Коржевский.

Церера быстро вращалась вокруг своей оси. Её сутки составляли всего девять часов и восемнадцать с половиной минут. Но день и ночь резко отличались друг от друга по своей продолжительности. Та часть планеты, где опустился кольцевой звездолёт, освещались Солнцем два часа пятьдесят девять минут. Всё остальное время занимала ночь.

Расчёт, произведённый Белопольским, показывал, что корабль находился в экваториальной полосе. В полдень Солнце поднималось почти к зениту. Неравномерность суток можно было объяснить только одним — Церера имеет неправильную форму. Удивительного в этом ничего не было, если вспомнить, что планета не самостоятельно образовавшееся тело, а обломок погибшего Фаэтона.

Ни утра, ни вечера, разумеется, не было в этом мире, лишённом даже намёка на атмосферу. Стоило Солнцу коснуться верхним краем линии горизонта, как сразу наступала ночь.

Ночь, но не темнота.

Юпитер находился сейчас по ту же сторону от Солнца, что и Церера. Их разделяло расстояние, не превышавшее трёхсот миллионов километров. Исполинская планета сверкала так ярко, что от острых пиков и колец корабля ложились густые тени.

А когда Юпитер склонялся к горизонту, всходило Солнце, и тогда от всех предметов появлялись две тени, направленные в разные стороны. Одна темнее — от Солнца, другая светлее — от Юпитера. То же повторялось по вечерам.

В этом странном мире, где днём и ночью одинаково ярко светились звёзды, было два Солнца.

Не прибегая к помощи телескопа, можно было видеть все двенадцать спутников Юпитера. А если бы Сатурн находился по эту сторону Солнца, то звездоплаватели могли бы любоваться его кольцами.

Они были первыми людьми, проникшими так далеко в глубину Солнечной системы. И, несмотря на трагичность своего положения, они испытывали своеобразную гордость при этой мысли.

Слой пыли, покрывавший Цереру, был толст. Ноги уходили в него по колено. И хотя звездоплаватели почти ничего не весили, ходить было очень трудно.

Но много ходить не пришлось. Ничего, кроме этой пыли неизвестного происхождения и пиков, оказавшихся гранитными, вокруг звездолёта не было. А отойти очень далеко Белопольский не разрешал. И так, каждая вылазка грозила смертельной опасностью. Они находились в самой середине пояса астероидов. Огромная, в сравнении с другими, масса Цереры притягивала к себе бесчисленное количество мелких обломков. За сутки в окрестностях звездолёта падало не меньше сотни небесных камней, не считая космических «пылинок».

В интересах науки люди всё же выходили. Два мешка пыли и несколько десятков метеоритов лежали на полу их жилого помещения. Коржевский добрался до одного из ближайших пиков и отколол от него большой кусок гранита.

Существовала ещё опасность упасть в трещину, — Церера была изрезана ими вдоль и поперёк. В первую же вылазку, в которой участвовали все трое, Коржевский чуть было не провалился в одну из них, покрытую слоем пыли так, что её нельзя было заметить. Хорошо, что они догадались привязаться друг к другу, на манер альпинистов, крепкой верёвкой. Если бы не эта предосторожность, дело могло бы окончиться плохо. Никто не знал глубины этих трещин.

После того как Коржевский, привязанный к кораблю длинной верёвкой, принёс кусок гранита, Белопольский решил не выходить больше.

— Мы должны дождаться помощи все трое, — сказал он. — Или все трое погибнуть. Не следует рисковать без серьёзной причины.

Товарищи согласились с ним.