Офицерский штрафбат. Искупление - Александр Пыльцын

По-разному сложилась служба у наших выпускников.

С полковником Сергеем Булавкиным, который определенное время служил в Закавказье, мы дружили дольше, даже вместе служили, когда потом мне удалось перевести его в свое подчинение в Харьков. Дружба наша с ним не прекращалась и в отставке, до его скоропостижной кончины от острой сердечной недостаточности.

А вот с Николаем Александровичем Взятышевым мы дружим до сих пор, уже седьмой десяток лет. Во время учебы в академии, когда нам предоставили комнаты в академическом доме-общежитии на Васильевском острове, наши комнаты оказались на одном этаже, и наши «учебно-общественные» контакты дополнились семейными, тем более что у них, как и у нас, в семье было тоже 2 мальчика. Его жена Ольга, учительница русского языка, была женщиной очень общительной, заметно отличалась эрудицией от многих жен соседей по общежитию. После окончания учебы Николая Александровича оставили в академии на преподавательской работе, там он стал ученым в области технических наук, профессором, полковником.

Мы встречались в любой мой приезд из других мест в Ленинград. С его супругой Ольгой вели нескончаемые дискуссии по некоторым проблемам русского языка, а с ним — долгие разговоры о прошлом, о том, каких успехов достигли наши друзья, разъехавшиеся по подразделениям Вооруженных сил страны. Будучи давно в отставке и даже почти 90-летним ветераном академии, продолжал преподавать в академии, чем порядком удивил всех на юбилейной встрече по поводу моего 90-летия.

Вспоминали и ушедших уже в мир иной наших однокурсников. Первым из них был наш общий друг Боря Магнитский, получивший назначение в Ракетные войска стратегического назначения. Погиб он ровно через 5 лет после окончания академии, в 1960 году вместе с главным маршалом артиллерии Неделиным Митрофаном Ивановичем, по слухам, при испытании водородной бомбы, а на самом деле при взрыве на испытаниях ракеты Р-16.

К сожалению, многим из однокурсников, хотя и по другим причинам, тоже пришлось покинуть наш не совсем спокойный мир, кому слишком рано, а кому и задержавшись. Вот и мы с Николаем Александровичем Взятышевым «подзадержались», оставшись пока едва ли не единственными с нашего курса, преодолевшими 90-летний рубеж.

Встречаясь с Николаем Александровичем значительно чаще теперь, когда я стал жителем нашего родного Ленинграда (к новому его имени Санкт-Петербург никак не привыкнем), ведем разговоры и о том счастливом академическом времени, и о нынешних, довольно непростых временах и событиях.

Надо отметить, что наряду с Дмитрием Шалапиным генеральские звания получили наши однокурсники Анатолий Бабаин (генерал-лейтенант), Александр Булин, Александр Ольшанский (генерал-майоры).

О Саше Ольшанском особо. Во-первых, мы были единственными Александрами Васильевичами на курсе. Саша был наискромнейшим офицером курса. Во-вторых, начал военную службу в 15 лет. Еще будучи сыном полка, в Великую Отечественную войну награжден медалью «За отвагу». При достижении призывного возраста зачислен рядовым связистом в саперном батальоне, к окончанию войны — сержант, имеющий несколько ранений, 2 ордена Отечественной войны, орден Красной Звезды и ту самую «За отвагу», еще с прежней красной колодочкой. Участник встречи на Эльбе с американскими союзниками 25.4.1945 г. в районе Торгау. После академии — в инженерных войсках, на преподавательской работе в Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева, затем в Высшем училище инженерных войск (Калининградском). Защитил диссертацию доктора технических наук, стал генералом, профессором, награжден Золотой медалью ВДНХ. В октябре 1980 года на встрече в честь 25-летия нашего выпуска генерал-майор Александр Васильевич Ольшанский удивил всех нас тем, что прочитал свои стихи, в которых были и такие строки:

Генерал вообще писал очень образные стихи, в которых были строки, годные в афоризмы: «И не нашли его останки, как будто без вести пропал», «Давно лопату и топор в войсках машина заменила, незаменим в бою сапер, его умение и сила», «И беспокойно думаем о том, что мы другим после себя оставим». С ним у нас была, к сожалению, лишь эпизодическая связь, но после выхода в 1988 году книги «Встреча на Эльбе» он выслал мне ее с дарственной надписью.

В январе 2015 года мне удалось установить связь по Интернету с его вдовой Ольгой Вениаминовной и сыном Вениамином. От них я и узнал о последних днях моего друга.

В 2002 году Александр Васильевич перенес второй инфаркт. Последствия фронтовых ранений и контузии да и столичный смог от торфяных пожаров в тот год, к сожалению, не увеличили жизненного потенциала. Ухудшение его состояния к дыму и торфяникам не имеет отношения. Просто ранее еще на службе в Калининградском училище он перенес на фоне пневмонии сразу один за другим 2 инфаркта. «Помогла» родная медицина — несколько лет по больницам с неправильными диагнозами, ошибками в лекарствах. Но работал, ездил в США и встречался с Рейганом, Бушем-старшим… но все равно ЗАЛЕЧИЛИ. В последний раз (2002) при возвращении из ЦКБ в холодную погоду на больничной машине получил воспаление легких… К этому времени лекарства приходилось принимать горстями от всех болячек. Пока врачи разобрались, какая болезнь главнее и что происходит, не выдержало сердце. Не смогли спасти его и в Центральной (кремлевской) клинической больнице. Генерал Ольшанский скончался 3 октября 2002 года в возрасте 77 лет.

Из совсем молодых на нашем курсе хорошо помню Володю Петрича, Сашу Лысенко. Оба они по окончании академии достигли высоких результатов в научной деятельности, оба полковники, доктора наук, профессора, но, к величайшему огорчению, хотя были и моложе нас, уже, как и большинство наших сверстников-однокурсников, тоже ушли из жизни: Саша Лысенко — в начале этого тысячелетия, а Володя Петрич, с которым мы совсем недавно встречались и на торжествах в академии, и друг у друга дома, скончался в 2012 году.

Надо сказать, что за все 5 лет учебы в Ленинграде мне не доводилось попадать в ситуации, в которых возникала бы прежняя мысль о тайном наказании или хитрой мести за моих осужденных родственников. У меня даже возникло предположение, что в академии вообще не было какого-нибудь представителя Особого отдела. На втором курсе мне было наконец присвоено очередное воинское звание — подполковник. Если на фронте звания капитана и майора я получал через 6 месяцев от предшествующих, то это звание я получил в академии на второй год обучения, хотя и через 6 лет после майорского. Так складывались служебные обстоятельства, в которых, как мне казалось, долгое время до академии невидимо присутствовала все та же идея «сын за отца», и именно период обучения в академии ничем не вызывал воспоминаний о ней. Правда, после академии до следующего звания мне пришлось служить снова 6 лет, и мысли об идее «сын за отца» иногда посещали.

Не так давно один весьма сведущий в истории «органов» человек убеждал меня в том, что мой лейтенантский отказ сотрудничать «с органами» не мог влиять на мою службу, чаще, наоборот, такие отказы вызывали только уважение «вербовщиков». Все неприятности, казавшиеся мне происками этих служб, скорее, умышленные действия недобросовестных начальников. Пожалуй, эти доводы в чем-то и справедливы.