Россия и ее империя. 1450–1801 - Нэнси Шилдс Коллманн

2008. Р. 76–80; Jones R. Bread upon the Waters: The St. Petersburg Grain Trade and the Russian Economy, 1703–1811. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2013. О воспитательных домах: Ransel D. Mothers of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton: Princeton University Press, 1988. Воспоминания Джона Паркинсона: Parkinson J. A Tour of Russia, Siberia and the Crimea, 1792–1794. London: Cass, 1971.

Глава 19

Конфессионализация в многонациональной империи

Далеко не все население русской империи исповедовало христианство – по меньшей мере со времени взятия Казани. В XVIII веке эта многоконфессиональность стала еще более выраженной. По мере продвижения на запад и в степные области среди подданных России оказывались лютеране, католики, баптисты, евреи и другие. Как и прежде, власти предоставляли им институциональную автономию – местные сообщества сами определяли свое устройство и следили за поддержанием внутреннего порядка – рассчитывая тем самым предотвратить внутриэтнические и межконфессиональные конфликты. Всех принуждали обращаться в царские суды, когда речь шла об уголовных делах, и поощряли делать это в остальных случаях, вместо того чтобы прибегать к собственным судам.

Политику властей не следует приравнивать к подлинной религиозной толерантности: о ней церковные идеологи на протяжении XVIII века практически не задумывались, проявляя, как и раньше, нетерпимость ко всему, что отличалось от официального православия (и считая все это ересью). Православие оставалось государственной религией, с присутствием других верований приходилось считаться, но это не означает, что оно было желательным. По замечанию Гэри Хэмбурга, хваленая религиозная терпимость Екатерины II, выраженная в «Наказе», в действительности была довольно умеренной. На нее повлияли теория Монтескье о культурных различиях и четкое представление о главенствующей роли христианства: «В столь великом Государстве, распространяющем свое владение над столь многими разными народами, весьма бы вредный для спокойства и безопасности своих граждан был порок – запрещение или недозволение их различных вер. И нет подлинно иного средства, кроме разумного иных законов дозволения, православною нашею верою и политикою неотвергаемого, которым бы можно всех сих заблудших овец паки привести к истинному верных стаду». Иными словами, Екатерина теоретически признавала, что различные народы могут иметь законы и обычаи, наиболее подходящие для них, но демонстрировала, что православие является нравственной основой ее государства.

Однако под воздействием просветительских идей образованная часть русского общества согласилась с концепцией религиозного многообразия, укорененной в универсалистском по своей сути интересе ко всем знаниям, накопленным человечеством, и различиям между людьми. Читая патриотические проповеди во время войн, епископы, затронутые влиянием Просвещения, не упоминали о противниках России – европейских католиках и протестантах – как о еретиках. В этих проповедях скорее можно разглядеть экуменический подход: их авторы говорили о справедливых и несправедливых войнах, а не о религиозной вражде. Уже под конец столетия некоторые русские писатели, вдохновленные сочинениями французских вольнодумцев и масонов, – Новиков, Радищев, Щербатов, Карамзин – даже выступали за полноценную религиозную терпимость. В 1760-е годы Петр III, а за ним Екатерина II положили конец некоторым практикам, направленным на религиозную дискриминацию и принудительное обращение в православие. Уловив смену акцентов, старообрядцы и евреи в своих наказах Уложенной комиссии просили признать права, связанные с их религией (как обрядового, так и социального характера). Идеи Просвещения позволили проводить более определенную «конфессиональную» политику; власти империи считали любую официальную конфессию фактором поддержания политической стабильности, если она находилась под административным надзором государства и держалась под контролем выгодным для него способом.

При такой политике к каждой конфессии применялся особый подход, хотя все они подчинялись вышестоящей управленческой структуре. Уклонения от официального православия (староверия, униатство) встречали жесткую реакцию, о чем подробнее говорится в главе 20. Лютеране Прибалтики пользовались уважением – у российских чиновников вызывали восхищение административное устройство этих окраин, подконтрольных немецкоязычной знати, и их экономические успехи. Другие же религии вызывали беспокойство, основанное на внешнеполитических соображениях. Так, государство относилось с недоверием к католикам из-за их верности папе и потенциальной лояльности европейским католическим державам. Это беспокойство становилось еще более явным в случае мусульман (из-за страха их объединения между собой или с другими мусульманскими государствами и народами – турками, крымчанами, казахами, ногайцами и т. д.) и буддистов, проживавших на востоке, в степном приграничье, рядом с Монголией и Китаем. Меньше озабоченности вызывали не столь значительные по размерам группы, принадлежавшие к различным ветвям христианства – греки, армяне, баптисты. Отношения конфессий с государством на протяжении столетия становились все более формализованными.

ИСЛАМ

Ислам был первой мировой «религией Книги», приверженцы которой оказались в пределах России в значительном количестве. К концу XVIII века империя расширилась за счет земель, образующих дугу от Черного моря до Сибири и населенных кочевниками, многие из которых приняли ислам суннитской ветви при монголах или раньше. Далее к югу лежали мусульманские государства – Османская империя и Крымское ханство (оба суннитские), сефевидский Иран (шиитский). Опасаясь, что мусульмане могут объединиться друг с другом, власти чрезвычайно разборчиво подходили к своим подданным, исповедовавшим ислам, применяя в отношении них разнообразные политики, от предоставления привилегий до принуждения.

Московские великие князья приступили к интеграции средне-волжских народностей – в политическом отношении, а также в военном, набирая их в войско как «служилых татар», – с конца XIV века, в результате чего сложился субэтнос мишарей (мещеряков). В XV веке образовалось зависевшее от Москвы Касимовское ханство (1452–1681) – для поддержки чингизидов, претендовавших на казанский престол. То было чисто мусульманское государство, возникшее на берегах Оки, близ Рязани. В Касимове и других населенных пунктах строились мечети. После взятия Казани (см. главу 3) русские власти выселили из города мусульман и разрушили там мечети; это не коснулось, однако, предместий. В бывшем Казанском ханстве продолжало существовать активное мусульманское сообщество, здесь сохранялись татарские и другие элиты, мусульманские суды, местные институты. Представители татарской знати, желавшие выдвинуться на русской службе, принимали православие, но многие служилые татары этого не делали; основную массу населения креститься не принуждали. С конца XVI века разрешения на строительство новых мечетей выдавало государство, а не православная церковь, и они предоставлялись исходя из прагматических интересов (поддержание стабильности внутри мусульманских общин).

В первой половине XVIII века политика на время изменилась: правительство перешло к насильственному обращению в православие мусульман и язычников Среднего Поволжья и Сибири, а также к преследованию старообрядцев по всей стране. Существует несколько объяснений этого разрыва с традицией сравнительной религиозной терпимости, которая была присуща России. Пол Бушкович считает, что причина жестоких преследований – украинское происхождение большинства епископов, чье мировоззрение определила активная борьба украинских православных против протестантизма и католической Контрреформации в XVII веке. Эти епископы были сторонниками более агрессивного подхода