Восьмой круг. Златовласка. Лед - Эд Макбейн

— С кем вы были в субботу ночью?

— С Джонни, ясно? Чего вам теперь надо, втянуть в беду целый свет?

— Фамилия Джонни? — спросил Клинг.

Раздался стук в дверь. Флит посмотрел на обоих полицейских.

— Открой, — сказал Браун.

— Слушайте…

— Открой.

Флит вздохнул и пошел в прихожую. Он повернул ключ в замке и открыл дверь.

— Привет, — сказал он.

Чернокожей девчонке, стоявшей в коридоре, никак не могло быть больше шестнадцати лет. Она была одета в красную куртку, синие джинсы и сапоги на высоких каблуках. Довольно симпатичная девушка — но помада на ее губах была слишком яркой, щеки густо нарумянены, а глаза накрашены черной подводкой и тенями чересчур по-вечернему для двадцати минут после полудня.

— Заходите, мисс, — пригласил Браун.

— Чё за проблемы? — спросила она, мгновенно признавая в них копов.

— Никаких проблем, — сказал Клинг. — Не желаете ли сказать нам, кто вы?

— Энди? — обратилась она к Флиту.

— Я не знаю, чего они хотят. — Он пожал плечами.

— У вас есть ордер? — спросила девчонка.

— Нам не нужен ордер. Это обычный опрос, и ваш друг пригласил нас зайти в квартиру, — сказал Браун. — Вам есть что скрывать?

— Это статья двести двадцать? — спросила она.

— Вы оба, похоже, отлично знакомы со статьей двести двадцать, — сказал Браун.

— Да, век живи — век учись, — сказала девушка.

— Как тебя зовут? — спросил Клинг.

Она снова посмотрела на Флита. Тот кивнул.

— Коррина, — сказала она.

— Коррина, а дальше?

— Джонсон.

Озарение наступало медленно. Оно осветило сначала лицо Брауна, потом — Клинга.

— Джонни, не так ли? — спросил Браун.

— Да, Джонни, — сказала девушка.

— Это вы так себя называете?

— Если б вас звали Коррина, вы бы стали представляться Корриной?

— Сколько тебе лет, Джонни?

— Двадцать один, — сказала она.

— Попробуй еще раз, — сказал Клинг.

— Восемнадцать сойдет?

— Шестнадцать? — спросил Браун. — Или даже моложе?

— Мне достаточно лет, — сказала Джонни.

— Для чего? — спросил Браун.

— Для всего, что мне надо.

— Давно работаешь на улице? — спросил Клинг.

— Не пойму, о чем вы.

— Ты проститутка, Джонни? — спросил Браун.

— Кто вам сказал?

Ее глаза превратились в лед, такой же непрозрачный, как на окне. Руки она держала в карманах куртки. И Клинг, и Браун могли бы поспорить на что угодно, что ее невидимые кулаки были крепко сжаты.

— Где вы находились в прошлую субботу? — спросил Клинг.

— Джонни, они…

— Молчи, Эндрю! — сказал Браун. — Где вы находились, мисс?

— Когда, говорите?

— Джонни…

— Я сказал, заткнись! — прикрикнул Браун.

— Ночью прошлой субботы. Точнее, в два утра, — сказал Клинг.

— Здесь, — сказала девушка.

— Что делали?

— Ширялись.

— А чего так? Не было работы на улице?

— Снег шел, — сердито сказала Джонни. — Все сидели дома.

— В какое время ты сюда пришла? — спросил Браун.

— Я живу здесь, дядя, — сказала она.

— Кажется, Эндрю, ты говорил, что живешь здесь один, — сказал Клинг.

— Ну… пойми, чувак, я не хотел втягивать ее в неприятности.

— Значит, вы пробыли здесь всю ночь, да? — спросил Браун.

— Я этого не говорила, — ответила девушка. — Я вышла около… во сколько это было, Энди?

— Не спрашивай Энди. Обращайся к нам.

— В десять, наверное. Обычно в это время начинается самая работа. Но чертовы улицы было пусты, как сердце проститутки.

— Когда ты вернулась?

— Около полуночи. Мы начали праздновать около полуночи, да, Энди?

Флит собирался ответить, однако взгляд Брауна заставил его замолчать.

— И вы были здесь с полуночи до двух? — спросил Клинг.

— Я была здесь с полуночи и до утра. Сказано же вам, я здесь живу.

— Эндрю покидал квартиру той ночью?

— Нет, сэр, — сказала Джонни.

— Нет, сэр, — повторил Флит, уверенно кивая головой.

— Куда ты пошла утром?

— На улицу. Посмотреть, не удастся ли подцепить клиента.

— В котором часу?

— Рано. Около одиннадцати, наверное.

— И подцепила?

— Из-за снега вообще все движение заглохло. — Она говорила не о дорожном движении. — Дурь везут из Флориды, и только они въезжают в Северную Каролину, как они уже по задницу в снегу. Говорю вам, мужики, в такую погоду нелегко приходится проституткам и нарикам.

Браун мог назвать и многих других, кому плохо приходится в такую погоду.

— Берт?

Клинг посмотрел на парня и девушку.

— Да, пошли, — ответил он со вздохом.

Они молча спустились и вышли на улицу. Старики все еще грелись у бочки. Клинг завел машину, обогреватель громко заскрежетал.

— Похоже, они чисты. Как думаешь? — спросил Браун.

— Да, — сказал Клинг.

— Он даже не помнит фамилии того мужика, — сказал Браун.

Они ехали в молчании. Уже на подъезде к зданию полиции Браун сказал:

— Черт, вот же гребаный стыд.

Клинг понял: он говорит не о том, что им не удалось ничего выяснить по делу Эдельмана.

Коменданта дома, в котором жила Салли Андерсон, со времени ее убийства постоянно донимали копы, а теперь еще и монах явился. Комендант не отличался религиозностью, ему было плевать на рай и ад, и он не желал, чтобы всякие там монахи отвлекали его от работы. Он посыпа́л тротуар каменной солью, чтобы растопить наледь.

— Какие у нее с вами могли быть дела? — спросил он Брата Антония.

— Она заказала Библию.

— Чего?

— Библию. От ордена братских пиетистов, — ответил Брат Антоний, полагая, что это звучит очень благочестиво.

— И чего?

— Я член этого ордена, — кротко ответил Брат Антоний.