Эпоха рыцарства в истории Англии - Артур Брайант

К вечеру восставшие захватили Норидж, четвертый крупный город королевства. Они вошли в него «с развевающимися знаменами и в боевом порядке», Листер и Бэкон скакали во главе в полном вооружении. Городская корпорация заплатила огромный штраф в обмен на обещание, что город не будет разграблен, однако многие дома все равно подверглись грабежу и были сожжены, а ненавидимые мировые судьи убиты. Листер устроил свою штаб-квартиру в замке, где он стал именовать себя королем общин, держался, как король, и его рыцари-заложники прислуживали ему, преклонив колена. Он сразу же начал с того, что объявил весь восточный Норфолк своим королевством, наказывая «изменников», то есть лендлордов-угнетателей, богатых купцов, юристов, и иноземных купцов, которых здесь было предостаточно, ибо Норидж являлся центром торговли сукнами. 18 июня его заместитель Бэкон вошел в Ярмут, сжег все городские хартии, выпустил пленников из темниц и обезглавил большое количество фламандцев. Также он – ибо он, без сомнения, был мало заинтересован – заставил нескольких своих собратьев землевладельцев отписать свои имения в его пользу.

К этому времени, однако, Норфолка достигли новости о восстановления королевской власти в Лондоне. 21 июня – спустя неделю после встречи в Майл-Энде – Листер послал трех своих преданных сторонников по имени Транч, Скит и Кибитт, с большой суммой денег, а также двух рыцарей заложников, чтобы придать миссии респектабельность, к королю с целью получить от него хартию и амнистию, подобную той, которую тот пожаловал бунтовщикам лондонских графств. Но у Темпл Бриджа на границе с Саффолком на следующий день им не повезло, и они угодили прямо в руки епископа Нориджского – Генри Деспенсера – который торопился в свой диоцез с армией тяжеловооруженных воинов и лучников. Этот воинственный прелат, племянник того самого Деспенсера, который смог переправить английские войска через Сомму перед битвой при Креси и который в свои молодые годы сражался в папских войнах в Италии, находился в Берли-у-Стемфорда, когда его достигли новости о беспорядках в восточной Англии. Выступив домой 17 июня – в день, когда восставшие заняли Норидж, – он с восьмью рыцарями, составлявшими его свиту, вошли в Питерборо именно в тот момент, когда горожане и держатели аббатства собрались атаковать монастырь. Без колебаний епископ со своим небольшим отрядом напали на них и обратили в бегство; «некоторые, – написал монастырский хронист, – пали от копья или меча, не дойдя до монастырской церкви, некоторые уже внутри, а некоторые даже рядом с алтарем; те, кто пришел разрушить церковь и убить ее министров, пали от руки священника, ибо епископский меч даровал им очищение»[499].

Освободив Питерборо, Деспенсер собрал армию из местных джентри и их вассалов, сколько смог, и поторопился к Рамси. Здесь 18 числа он обратил в бегство сборище кембриджширских и саффолкских бунтарей, которые терроризировали монастырь. На следующий день он достиг Кембриджа, где усмирил восстание, которое продолжалось с выходных, обезглавил нескольких вождей и зачинщиков на рыночной площади и сместил мэра как «исключительно непригодного». Затем, восстановив власть университета, – чьи привилегии и полномочия был соответственно расширены за счет города, – он отправился в Норидж, встретив эмиссаров Листера утром 22 числа. Обнаружив, как обстоят дела со слов двоих заложников, он сразу отрубил головы Транча, Скита и Кибитта и послал их, чтобы они были выставлены у позорного столба в Ньюмаркете.

Одновременно в Лондоне король и его вновь собранное правительство действовало также энергично. Пожаловав мэру и Роберту Ноллису суммарные полномочия по подавлению и наказанию теперь уже успокоившихся бунтовщиков в столице, Ричард со своим новым канцлером лордом Аронделем выпустил 18 числа прокламацию, приказывая королевским чиновникам по всей стране уничтожить и арестовать всех преступников. Спустя два дня Ноллис с констеблем Дуврского замка и шерифом Кента покинули Лондон с целью наведения порядка в графстве, тогда как граф Саффолк, который едва избежал лап Листера и присоединился к королю в Лондоне, отправился с пятьюстами копейщиками в Саффолк. 22 числа король лично прибыл в Эссекс, объявив, что те, кто говорил, что действует от его имени, не имеют никакой власти. Из Уолтемского аббатства, где он расположился на следующий день, он послал вперед против все еще вооруженных мятежников своего дядю, Томаса Вудстокского, только что прибывшего с подкреплениями из Уэльса, и сэра Томаса Перси, ветерана многих сражений во Франции и в Ла-Манше. 28 числа они напали на укрепленный лагерь восставших в Биллеркее, выбив их с тяжелыми потерями из своих укреплений. Днем или двумя ранее епископ Нориджский, который вошел в свой город 24 числа, штурмовал лагерь, защищенный повозками, у Северного Уолтема, к которому отступили общины Норфолка. Листер был взят в плен и тут же приговорен к повешенью, отрубанию головы и четвертованию, епископ лично руководил его казнью, но сначала принял его исповедь и отпустил ему все грехи. Эссекские вожаки, покинутые большинством своих сторонников, бежали в Колчестер и оттуда, не сумев получить поддержку горожан, в Седбери, где их в конце концов разбили местные джентри. Во всех остальных местах восстание, которое распространилось за последнюю неделю июня до Скарборо, Йорка и Бриджоутера, прекратилось так же внезапно, как/и началось.

За исключением казни без суда и следствия нескольких вожаков восстания, таких, как заместители Тайлера Джека Строу, и Джона Старлинга – эссекского бунтаря, который отрубил голову архиепископу Садбери и которого поймали вместе с тем самым мечом, которым он совершил это злодеяние, – восставших судили и наказывали в соответствии с обычным процессуальным законодательством. Новый главный судья Королевской Скамьи Роберт Трезильян, ставший преемником убитого Кевендиша, являлся главой специальной комиссии, заседавшей сначала в Челмсфорде, а затем в Сент-Олбансе, осуществлял правосудие с большой суровостью, а молодой король сидел рядом с ним. Но хотя большое количество человек было найдено виновными в измене или тяжких уголовных преступлениях, только около ста пятидесяти[500] было казнено и почти все эти люди были найдены виновными по решению местного суда присяжных. Погибло большинство вождей восстания, включая Джона Болла, которого нашли в его убежище в Ковентри, и Джона Ро, другого священника, который руководил саффолкскими восставшими и который постарался спасти свою жизнь, попытавшись подделать доказательства в свою пользу. Самый доблестный из них – лидер сент-олбанских горожан против тирании аббатства, которое держало их в рабстве, – умер храбро, защищая правоту своего дела. «Если я умираю за свободу, которую мы завоевали, – сказал он, – я счастлив закончить свою жизнь в мучениях за это дело».

К концу лета король приостановил все аресты и казни, а в декабре была провозглашена полная амнистия. Крестьянское восстание и его подавление завершились. Оставались только тлеющие вспышки ненависти и недовольства; а также и страх его возвращения. Но из-за двух обстоятельств король не пострадал от своих подданных. Одним была его смелость, а вторым – глубоко сидящая в крестьянах преданность к трону, которая превосходила чувство несправедливости и желание мести. Жестокие, каковыми были страсти вокруг «беспокойного времени», и свирепые и безжалостные, каковыми были некоторые деяния, совершенные тогда, большинство тех, кто шагал под знаменем с надписью «Король Ричард и истинные общины» искренне верили, что они возвращают королевство в лоно справедливости и честного управления и спасают своего суверена от изменников и грабителей. Они не хотели уничтожить его или его королевство, и даже в самый разгар восстания позаботились о защите государства. И хотя они освобождали преступников из тюрем и позволяли более жестоким из своих товарищей вымещать свою злобу на тех, кого они считали угнетателями, они не предпринимали попыток истребить тех, кто стоял выше их по социальной лестнице, как это было во время французской Жакерии поколение назад. Когда восстали французские крестьяне в полном отчаянии из-за поражения своих королей в войнах, они обратили свою месть против всего правящего класса, убивая, насилуя, пытая и калеча любого – мужчину, женщину или ребенка – которого они встречали на своем пути. В сообщениях современников о восстании английских крестьян мы не найдем примеров такой жестокости по отношению к женщинам, хотя три дня столица и несколько недель самые процветающие части королевства находились на их милости.