Соотношение сил - Полина Дашкова

Мимо сновали смутные фигуры. Маша разглядела высокую женщину в сером плаще, вроде бы красивую, но больше похожую на куклу, чем на человека. Лицо белое, как известка, глаза большие, круглые, ни белков, ни зрачков. Нечто гладкое, серебристое, будто вместо глазных яблок ртутные шарики.

Женщина-кукла остановилась возле одного из домов, открыла калитку. Перед крыльцом росли темно-зеленые кусты. Дорожка была усыпана алыми лепестками, словно обрызгана кровью. Поднялась на ступени, повернула дверную ручку. Маша знала: если кукла откроет дверь и войдет в дом, случится что-то кошмарное, непоправимое. Дверь дрожала, кукла размеренно и мощно била по ней кулаком. Маша вскрикнула, проснулась, включила свет.

Снаружи разыгралась настоящая буря. Ветер выл, занавеска взлетала до потолка. Окно распахнулось, с подоконника капало. Маша встала и сморщилась от внезапной тянущей боли в пояснице. Взглянула на часы. Половина второго.

Она закрыла окно, погасила свет, забилась под одеяло, но только стала засыпать, боль вернулась.

– Нет, пожалуйста, не сейчас!

Опять приступ боли.

– Что я за дура? – Маша всхлипнула. – Конечно, надо было поехать с мамой… Ой, господи, как больно!

Она опять включила свет, дрожащими руками натянула платье, закуталась в шаль, осторожно, медленно держась за перила, стала спускаться по лестнице. Боль заставила ее сесть на ступеньку и замереть, пережидая, когда немного отпустит.

Сквозь шум дождя и вой ветра прорезался звук мотора. Через пару минут на крыльце застучали шаги. Илья вошел на веранду.

– Илюша… – Она попыталась встать и застонала.

– Что, уже? – Он опустился перед ней на корточки.

– Мг-м… Каждые пять минут схватки.

В машине она никак не могла удобно устроиться на заднем сиденье, пробовала лечь на спину, подогнув ноги, сжимала кулаки, впивалась ногтями в ладони, кусала губы и пальцы, чтобы не заорать. Дождь хлестал в стекло, дорога была мокрой и скользкой. Илья боялся прибавить скорость. Казалось, никогда не доедут. В голове пульсировало: «Так не бывает! За что мне эта пытка?»

В короткие промежутки между схватками она вглядывалась в окно, ничего не видела сквозь пелену дождя. Наконец замаячили городские огни. Мелькнул темный силуэт «Рабочего и колхозницы». Значит, уже скоро.

Когда машина остановилась возле подъезда роддома имени Грауэрмана, сиденье под Машей было мокрым. Дальше все понеслось и закружилось. Каталка, клеенка, кафельные стены, лица в белых масках, короткие команды: «Не тужься, тужься!» Боль стала абсолютно нестерпимой, будто тело напополам перепилили. В голове вспыхнуло: «Все! Я умираю!»

И вдруг боль выключили, мгновенно, одним щелчком. Раздалось громкое сердитое кряканье. Большие резиновые руки держали маленькое подвижное существо вишневого цвета. Сморщенное личико, слипшиеся темные волосенки, широко открытый рот.

– Девочка!

Имя они с Ильей давно выбрали. Елена. Так звали его родную маму. Маша отдыхала, ни о чем не думала, слышала рядом Леночкин плач и голоса медсестер:

– Гляди-ка, шустрая какая! Записывай: три двести, пятьдесят сантиметров. Это ж надо, четвертая девка за сутки, вот, говорят – война, война! Перед войной одни пацаны родятся, а девки – к долгому миру.

– Дуся, брось ты свои деревенские суеверия. Войны не будет, потому что товарищ Сталин не позволит.

Эмма Брахт два года болела нервным расстройством, Герман за ней самоотверженно ухаживал. Когда она поправилась, пыталась восстановить записи и чертежи, но не сумела. После войны чета Брахт вместе с группой немецких физиков отправилась в СССР, делать советскую урановую бомбу. Они работали в Физико-техническом институте в Сухуми. Герман Брахт удостоился Сталинской премии. В Берлин они вернулись в 1953-м и до конца своих дней жили в ГДР.

Вернер Брахт вернулся в Германию в 1946 году. Вилла в Шарлоттенбурге уцелела. Он был признан героем-антифашистом и награжден Большим Федеральным крестом первой степени за заслуги перед ФРГ. Его называли совестью немецкой физики. Его работы заложили основу нового направления в радиофизике.

В его личном архиве сохранилось письмо Марка Мазура и воспоминания о том, как и почему он сбежал из Германии в сентябре 1940 года. Он завещал опубликовать архив только через тридцать лет после своей смерти. Боялся, что публикация навредит семье Марка и людям, передавшим письмо.

Вернер Брахт умер в 1962 году в возрасте восьмидесяти четырех лет. Публикация его архива в 1992-м вызвала большой резонанс в научных кругах. Марк Мазур опередил время на сорок с лишним лет. Его метод обогащения урана был заново открыт только в начале восьмидесятых. Метод оказался настолько дешевым и эффективным, что производство уранового оружия могло стать доступным для террористических организаций. Технологии были сразу засекречены.

Лиза Мейтнер уехала в Англию, преподавала в Кембридже. Нобелевскую премию за открытие расщепления ядра урана она не получила. Председателем Нобелевского комитета по физике был Мане Сигбан. Никакие протесты Эйнштейна и Бора не помогли. Сигбан настоял, чтобы премия досталась Гану и Штрассману.

Вернер Брахт и Лиза Мейтнер остались близкими друзьями. Вернер дважды в год приезжал к ней в Англию. Лиза в Германию больше никогда не возвращалась.

Ося Кац до конца войны работал на британскую разведку. В 1942-м участвовал в диверсионной операции по выводу из строя завода тяжелой воды в Норвегии. Был ранен. В 1945-м в составе объединенной группы британских и американских разведчиков (миссия «Алсос»; оперативный сбор информации по немецкому урановому проекту) участвовал в аресте и допросах Гейзенберга, Вайцзеккера, Гана.

Их переправили в Англию. О том, что американская атомная бомба сброшена на Хиросиму, они узнали, сидя под арестом. Все их разговоры записывались. Гейзенберг долго не мог поверить, что американцам это удалось. Ган плакал. Вайцзеккер сказал: «Если бы мы захотели, мы бы тоже ее сделали».

Скоро их освободили и отпустили домой, в Германию.

После войны Ося жил в Лондоне, работал на Би-Би-Си «Телевижн Сервис», снимал новостные репортажи и документальные фильмы.

В последний раз он побывал в Москве в октябре 1940-го, встретился с доктором Штерном и передал ему письмо Брахта. Оно до сих пор хранится у дочери Мазура, Евгении.

Габриэль фон Хорвак свое последнее сообщение в Москву передала 25 ноября 1940-го, через десять дней после визита Молотова в Берлин. В сообщении говорилось, что нападение на СССР весной 1941 года подтверждается секретным приказом Гитлера. Удары планируются в трех направлениях: Москва, Ленинград, Киев. После этого она окончательно прекратила связь с советской разведкой.

Габи и ее муж Максимилиан были арестованы гестапо как участники заговора в первые дни августа 1944-го, после знаменитого покушения на Гитлера 20 июля. Освобождены из тюрьмы в мае 1945 года. После войны Максимилиан занял высокий пост в бундестаге. Габи работала в пресс-службе МИД. Ося несколько раз пытался увезти ее с собой в Англию, но она так и не рассталась со своим Максимилианом.