Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки - Анатолий Павлович Злобин

секретарь городского комитета партии выступает в данный момент в роли гостеприимной хозяйки. Уточняю последние вопросы, связанные с моими сегодняшними перемещениями по городу и заводу.

Машина вкатывается на мост. Впереди раскрываются жилые кварталы, которых не было в последний приезд. Так ведь и проспекта, по которому мы сейчас едем, тоже не было, он проложен совсем недавно. И называется проспект знаменательно: Набережно-Челнинский, как и сам город.

Мост кончился, справа и слева тянулись жилые дома. Значит так, я еду на Агрегатный завод. Но ведь его тоже не было в прошлый приезд, три года назад. Неужто так быстро новый завод построили? Сделали проще: разделили Автосборочный завод на две части — вот и получился Агрегатный, на который я и следовал по утреннему холодку.

Один из законов искусства гласит: действительность неизбежно смещается по мере приближения к ней.

Подкатываем к Агрегатному заводу, прямо под вывеску. Однако в проходной меня никто не ждет. Первая осечка никогда не бывает последней.

— Никого тут не было, — отвечает вахтерша, закутанная в традиционную телогрейку.

— Что же мне делать? Где можно позвонить?

— Идите в отдел кадров.

В небольшой комнатке сидят три девушки, старшая из них Галя. Объясняю ситуацию. Галя разводит руками.

— А в каком корпусе должен был ждать вас товарищ?

— Сколько же у вас корпусов?

— Три. И столько же проходных.

Действительность продолжает смещаться неукоснительно и бесповоротно. Машина уже ушла. Меня ждут не там, где я нахожусь в данный момент.

Выход? Со свойственной ей кадровой находчивостью Галя предлагает умопомрачительный план спасения. Я звоню в горком к Шиловой, из горкома звонят на завод и каким-то способом разыскивают того товарища, который томится в какой-то проходной в ожидании меня, и уж тот звонит сюда, в первый административный корпус, где мы сейчас находимся.

Вы чувствуете — какой вселенский пойдет перезвон? А дело-то архискромное — надо пройти на завод в цех карданных валов, где работает товарищ Мальнев. Но чего не сделаешь во имя субординации.

— Вы с Мальневым созванивались?

— Да. Договорились, что встретимся на работе.

— Он всего-навсего бригадир, не имеет права выписать пропуск.

Галя сочувствует мне, пытается помочь, но она тоже не имеет права выписывать пропуск первому встречному.

— Вот писательский билет…

— Не имею права.

— А эта книжица? — протягиваю Гале красное удостоверение ударника строительства Камского автозавода. И через полторы минуты в руках у меня пропуск на завод. Мало того, на пропуске указан точный адрес Н. Д. Мальнева, правда, в виде индексов — 57-М.

— А там сами увидите, — напутствует Галя.

Сначала иду подземной галереей, соединяющей административный корпус с цехами. Даже здесь, на глубине, угадывается содрогание тверди.

Поднимаюсь наверх, в средоточие неумолчного гула. Передо мной колонна, убегающая в поднебесье. На колонне номер — 113. Значит, мне налево, в убывающую сторону.

До 57-й оси мне шагать больше трехсот метров, есть что вспомнить.

То мне казалось, что я шагаю по пшеничному полю, захватывая ладонью бархатные васильки, то пробираюсь среди ям и промоин, то карабкаюсь по бетонным кубам и осклизлым доскам, то плутаю в железном лесу меж колонн и осей. Мне всегда кто-то был нужен в этом железном лесу, среди этих бездонных дыр — или прораб Николай Рулевский, или генеральный директор Лев Васильев, или комсомольский вожак Ирина Козырева, и я упорно искал их среди вселенского грохота и нагромождения.

Но самое удивительное, пожалуй, заключалось в том, что во всех случаях это было одно и то же поле, по которому я и шел сейчас от оси к оси: 87, 85, 83…

Современной мерой цивилизации и цивилизованности стала мера индустриальной мощи того или иного народа, мера технологического и научного потенциала. С этой целью и создается искусственная среда — и все стремительнее растут ее масштабы: 20 гектаров под одной крышей, 30 гектаров, 40 гектаров.

Искусственная среда необходима для создания второй природы. Вот она, во все стороны от меня: выстроились в затылок друг другу станки, камеры, автоматические линии, печи. Ползут причудливыми извивами рольганги подвесных конвейеров и транспортеров, поворачиваются металлические руки, влачатся под сводами краны — все во имя технологии.

Я люблю этот неистребимый гул.

73, 71, 69… Я не робею в этом железном пространстве, но пытаюсь его осмыслить. Все вокруг выглядит удивительно обжитым. Два паренька остановились у автомата с газированной водой, подставляют под струю стаканы. Девушка катит по проезду на велосипеде, спокойно и неспешно нажимая педали. На сером боку шкафа написано мелом: «Оля+Петя». Вдоль стены натекла лужица, тут же просматривается ее источник: прохудившееся колено свежеокрашенной трубы. Ох уж эти протечки…

А как тут высоко! Солнечные лучи, проникающие сквозь своды, как раз над моей головой, падают на пол далеко в стороне, за станочными линиями.

57 — стоп! Это моя ось, я пришел. Совершаю поворот на 90 градусов шагаю по буквам, вдоль алфавита: а, б, в… Буквы аккуратно начертаны чуть выше человеческого роста. Они неназойливы, не бросаются в глаза, но если ты знаешь, что здесь должен быть знак, то сразу увидишь его. Аннотация простая и удобная — как на шахматной доске.

57-М! Осматриваюсь. Рядом с колонной стенд. На стенде надпись: «Здесь работает бригада Героя Социалистического Труда Николая Дмитриевича Мальнева».

Адрес, указанный Галей, оказался предельно точным.

Познакомимся с Николаем Дмитриевичем. Вот он идет по проходу мимо сварочных автоматов. Походка неторопливая, с некоторой раскачкой. И явная озабоченность на лице. Николай Дмитриевич подошел ко мне и с ходу обрушил свои проблемы, словно мы расстались полчаса назад.

— Опять не дают, — с досадой сказал он.

— Опять они? — спросил