Среди пуль - Александр Проханов

Удар по толпе пришелся косо. Там, где щиты коснулись людского месива, раздался мучительный, болезненный хруст, рожденный проникновением металла в живую страдающую плоть. Солдаты срезали у толпы горбушку, отделили ее от основного массива, и она стала дробиться, распадаться на крошки, а железный нож, изгибаясь, превращался в серповидное лезвие, резал толпу.

Белосельцев удерживал в поле зрения панораму схватки, которая распадалась на множество отдельных картин. И в каждой была своя стычка, драка, своя отдельная ненависть и жестокость.

Группа солдат била щитами старика, дружно, с обеих сторон. Плющила его, дробила его хрупкие кости. Старик оседал, но щиты не давали упасть, подбрасывали его. Было слышно, как металл ударяет в сухой скелет, и тот хрустит и ломается. Солдаты переступили через упавшего старика, понесли вперед свои сияющие щиты, а старик остался лежать, плоский, как камбала, и из-под него текла жижа.

Солдат, приподняв щит, сделал шаг вперед, выставил черный сапог, выбросил вперед руку с дубинкой. Он пытался достать женщину в красной шляпке. Та уклонялась, била по палке куцым букетиком, истошно кричала. На помощь товарищу подоспел другой солдат, он сбоку нанес удар по красной шляпке. Женщина с редкой белесой косицей, потеряв головной убор, стала опускаться на колени, клонить голову к асфальту. Мимо, пропуская ее сквозь строй, шла шеренга. Женщина лежала на пустом асфальте рядом со стариком. Тут же краснела растоптанная шляпка, пестрел букетик цветов.

Двое парней, спина к спине, отбивались от солдат. Те ломили щитами, молотили палками. Парни подпрыгивали, били ногами в щиты, отшвыривали солдат. Удары лязгали и звенели. Один солдат не выдержал и упал. Накрылся щитом, похожий на шевелящуюся металлическую черепаху.

Водомет медленно двигался за шеренгой, бил навесом в толпу. Толпа сжималась от внешних ударов, сосредотачивалась в ядре. Оттуда, из ядра, будто исходили черные волны, которые катились к периферии, где происходило сражение. Они питали драку своей упругой силой, встречным угрюмым отпором.

Белосельцев чувствовал, как в нем поднимается ненависть. Слепит, рвется сквозь глотку сиплым горячим дыханием. Он был готов кинуться в драку, ударить грудью, лицом в ненавистный железный строй. До крови сдирая кулаки, молотить в сияющие стальные пластины, добираясь к молодым розовым лицам. Он удерживал себя, берег для иного, предстоящего действа.

Еще несколько дней назад на «Баррикадной» ОМОН рассеял и избил толпу. Люди, стеная, не сопротивлялись, бежали от ударов, выстилая скользкий склон зонтиками, женскими сумочками, упавшей с ног обувью. Теперь же, на Смоленской, толпа огрызалась, не желала уходить, отвечала агрессией. Она цапала солдат, затаскивала их в свою черную гущу, топила, погребала под собой. И вот уже кто-то из толпы вооружился щитом, размахивал резиновой палкой. Шеренга солдат, остановленная, еще продолжала биться, но уже отступала, смыкала разорванный строй, укрывалась за выпуклыми щитами.

– Товарищи!.. – несся над толпой неистовый голос Трибуна. – Вооружайтесь арматурой!.. Разбирайте помост!.. Не отступайте, товарищи!.. Отпор палачам!..

Шаткий, составленный из металлических труб помост закачался, стал распадаться, затем рассыпался. Люди расхватывали длинные, выкрашенные в синий цвет трубы. Сквозь толпу, протискиваясь в гуще, потек к внешней кромке колючий, с торчащими трубами ручеек. Выдвинулся навстречу солдатам. Вооруженные трубами дружинники действовали ими как пиками. Всаживали в щиты, пробивали, опрокидывали. В открывшиеся зазоры и бреши врывались яростные люди, махали кулаками, рубили с плеча обрезками металла. Несколько окровавленных солдат лежали на асфальте. Какой-то щуплый солдатик кинул щит, схватив руками ушибленную голову, бежал, а за ним гнался разъяренный детина, норовил ударить отобранной гуттаперчевой палкой.

Смоленская площадь кричала, скрежетала и ухала. Над ней поднимался тусклый туман человеческого пота и крови.

Солдаты отступали, старались сохранить порядки, оторваться от наседавшей толпы. Из-за угла министерства, из-за каменного фасада высыпали омоновцы в беретах, в черно-сером камуфляже. Пробежали мимо Белосельцева. По команде офицера они выхватывали из кобур пистолеты, передергивали затворы. С фланга, отвлекая на себя вооруженных арматурой дружинников, начинали стрелять, неприцельно, на бегу. Белосельцев заметил, как у коренастого усатого омоновца после каждого выстрела взлетает вверх кулак, дергается затвор пистолета, сыплются стреляные гильзы.

Толпа остановилась, отпрянула. Солдаты отступали, подобно сматывающему рулону блестящей фольги. Негромко хлопали выстрелы. Высокий мужчина, державший стальную трубу, покачнулся и стал клониться. Он падал, воздев над собой копье. Другой, приседая, вертелся волчком, словно пуля раскрутила его, и он напоминал фигуриста на льду. Толпа оттаскивала своих убитых и раненых. На опустевшей площади, среди оброненных щитов и редких распростертых фигур, медленно, нелепо катил красный водомет, выпускал в пустоту белесые струи, словно старался смыть нечистоты и кровь.

Белосельцев соскочил с парапета, желая уйти следом за толпой, которая оттягивалась к баррикаде, пряталась за троллейбусы. Но рядом раздался знакомый насмешливый голос:

– Ну конечно же, где еще может быть наш Белосельцев!.. Только с народом, в сражении! – за спиной Белосельцева стоял Каретный в кожаном пальто, без шапки, руки в карманах. А чуть поодаль, в очках, сквозь которые смотрели хохочущие глаза, – Хозяин.

– Есть упоение в бою и чувство бездны на краю! – рассмеялся Каретный, беря Белосельцева под локоть.

– Любуетесь на дело рук своих? – Хозяин слегка приподнял шляпу. – Эксперимент, который мы сегодня проводим, вполне подтверждает теорию. Толпа поддается психозам, и если их удачно сочетать с ударом дубинки, то получим желаемый результат!

– Какой результат? – Белосельцев увидел, как сквозь очки будто исходят светлые лучики от смеющихся глаз.

– Результат, о котором вы, кажется, слышали. Скоро мы откроем этой разгоряченной толпе ход к Дому Советов. Она соединится с теми, кто мерзнет в Доме. Ахнет взрыв. Кумулятивная струя этого взрыва будет направлена в нужную сторону.

Мимо, завывая и дергая фиолетовой вспышкой, проехала санитарная машина. Остановилась рядом с расплющенным стариком. Санитары перевалили в брезентовые носилки вялое тело, затолкали в машину. «Скорая помощь» умчалась, и там, где лежал старик, осталось пятно. Рядом валялся букетик и красная шляпка – там, где избили женщину.

– Операция, которую мы проводим, – продолжал Хозяин, обращая глаза к черному, оставшемуся от старика пятну, – эта операция войдет в анналы социально-психологических открытий, ляжет в основу боевых технологий управления. Если угодно, это сравнимо с экспериментальным ядерным взрывом на Тоцком полигоне. Или с экспериментом на Новой Земле, когда двадцать заключенных-смертников были доставлены в ящиках в район взрыва, и наш великий демократ, родоначальник водородной бомбы, одобрил опыт на «морских свинках».

Толпа откатилась в дальний край площади, запрудила Садовую. Было видно, как люди тащат на проезжую часть гофрированное железо, деревянные балки, ссыпают строительный мусор рядом с троллейбусами, и синие, размалеванные рекламами троллейбусы на глазах превращаются в элементы баррикады. Баррикада возникала по закону муравейника из случайных бесформенных частиц, обретая вид архитектурного сооружения, осмысленную целостность. И уже над троллейбусами трепетал красный флаг, а вдоль жестяных заграждений протянулся транспарант с черно-золотой надписью: «Мы – русские, с нами Бог!»