Магия отступника - Робин Хобб

— Слава доброму богу, вы вернулись домой, сэр! — искренне затараторил он. — Я говорил девочкам, что вы и госпожа придете и выясните, почему мамы нет.

— Эпини, Спинк, да благословит вас добрый бог за то, что вы для них сделали, — тихо проговорил я, и эти слова, пожалуй, оказались самой страстной молитвой, какую я когда-либо произносил.

Дети были здоровы и ухожены. Сем стоял прямо — храбрый маленький мужчина, тревожащийся за сестер: чего еще мне оставалось желать? Слезы обожгли мне глаза. Выбираясь из повозки, я поймал себя на сожалениях о том, что предстану перед детьми в столь неприглядном виде. Они посмотрели на меня как на незнакомца, и быстро потеряли ко мне интерес, собравшись вокруг Эпини, цепляясь за ее юбки и засыпав ее вопросами.

— Где мамочка? — галдели они наперебой. — Она скоро придет домой?

— Я позабочусь о том, чтобы она вернулась как можно скорее, мои милые, — небрежно солгала Эпини.

А затем я осознал, что она вовсе не лгала; именно этим она и намеревалась заняться.

Неожиданно в дверном проеме появилась высокая, скромно одетая женщина, вытирающая руки о фартук. На шее у нее висел блестящий латунный свисток на тонкой цепочке.

— Спасибо, Расалли! — воскликнула Эпини. — Я так рада, что вы согласились присмотреть за детьми.

— Я не могла поступить иначе, вы же столько раз помогали мне, сударыня. А сейчас мне нужно спешить домой. Моя госпожа наверняка захочет, чтобы я занялась обедом. Если только вам здесь не нужно еще чем-нибудь помочь? — Расалли с любопытством покосилась на меня.

— О, прошу прощения! Столько всего стряслось сегодня, что я совсем забыла о манерах. Это мой кузен, господин Бурвиль, он приехал нас навестить, пока поправляется после болезни. И только представьте, в самом конце пути на него напали грабители! Его лошадь, багаж, все имущество досталось им!

— О милость господня! Какое несчастье! Приятно с вами познакомиться, господин Бурвиль. Я так рада, что вы все же сумели благополучно добраться до Геттиса. Жаль, что мне пора бежать. А вы, сударыня, берегите себя. Беда не приходит одна. Ваша горничная… — Она осеклась, глянула на детей и продолжила — Задержалась, а тут еще гости, и все в один день! Позовите меня, если вам что-нибудь понадобится! Уверена, моя госпожа с радостью позволит мне вам помочь.

— О, не беспокойтесь, непременно! Собственно, как вы можете видеть, у господина Бурвиля похитили даже одежду. Но я думаю, он примерно того же роста, что и бедный лейтенант Герри. Быть может, если ваша госпожа не будет возражать, мы могли бы одолжить кое-какую его одежду?

— Не думаю, что она откажет, сударыня. Знаете, она намерена вернуться домой, на запад. Она сегодня разбирала его вещи и сказала, что нет смысла брать с собой одежду покойника.

— К несчастью, лейтенанта Герри убили спеки этой зимой, — заметила Эпини, глянув в мою сторону.

— Я сожалею, — проговорил я так искренне, что горничная уставилась на меня.

Я замер, молча и неподвижно, не прислушиваясь к остатку их разговора.

Женщина поспешила прочь, и Эпини увела нас в дом. Спинк пошел позаботиться о лошадях, а детей она отослала на кухню, пообещав вскоре подойти и дать им бульона с хлебом.

— Как удачно все складывается, — воскликнула она, стоило нам остаться наедине. — Расалли — величайшая сплетница во всем Геттисе. Скоро каждый будет знать, что меня приехал навестить кузен.

Меня это не слишком-то занимало.

— Нужно выяснить, где держат Эмзил. Судя по тому, что я слышал о Тайере, этот человек совершенно неуравновешен. Даже если все его люди воспротивятся ему, он все равно попытается ее повесить.

— Тише! — резко одернула меня Эпини и показала глазами в сторону кухни. — Не говори такие вещи там, где дети могут услышать. Они не знают, что их мать арестована. Пока что они спокойны, и я бы не хотела их пугать. — Она вздрогнула и призналась: — Не хочу перекладывать свой страх на других.

Когда наступил вечер, я застегнул ворот одолженной рубашки и накинул куртку. Вся одежда насквозь пропахла кедром. Куртка была синей, но скроенной точь-в-точь как форменная. Казалось странным застегивать блестящие латунные пуговицы, словно я вернулся в дни своего обучения в Академии. Я мельком задумался о человеке, носившем эту одежду, и о чем он мог размышлять, когда застегивал ее в последний раз. Затем попросил доброго бога быть к нему милосердным, вздохнул и оставил пустые рассуждения.

Я глянул в зеркало Эпини в витой золоченой раме и попытался улыбнуться. Вышла скорее кривая усмешка. Вот он я, облаченный в одежду покойника, к чьей смерти, возможно, сам приложил руку, готовый ввязаться в грандиознейший розыгрыш всей своей жизни. Я собираюсь притворяться Неваром Бурвилем, сыном-солдатом лорда Бурвиля с Востока, прибывшим выразить уважение капитану Тайеру. Я осознал, что задерживаю дыхание, и медленно выдохнул. Тем не менее мою грудь по-прежнему словно бы что-то сдавливало. Я понимал, что только безумец мог согласиться на безрассудный замысел Эпини. Единственное его преимущество заключалось в том, что другого у нас не было.

Эпини уложила спящую Солину в кроватку, а потом накрыла на стол для остальных. Обедать пришлось без Спинка, отправившегося осторожно разузнать, где содержат Эмзил. Перед уходом он вслух понадеялся на то, что Тайер уже пришел в себя и понял: у него нет власти ни над одной из женщин. Некоторые его подчиненные уже говорили об этом, но Тайер отмел их возражения, настаивая, что если чьи угодно проступки как-то касаются его солдат, то он вправе их наказывать. Кроме того, он заявил, что «признание» Эмзил делает суд излишним, пустой тратой времени. Чем быстрее ее повесят, тем лучше, так что он счел рассвет завтрашнего дня подходящим часом для казни. Ко второй женщине он был снисходителен. Она проведет два дня в колодках, а затем будет изгнана из города.

— Что? — переспросил я. — Он собирается ее унизить, а потом вышвырнуть из города без лошади, без припасов — безо всего, в одиночестве, пешком возвращаться в Мертвый город? Это же верная смерть для нее.

— Я пытался возражать. Он не захотел меня слушать. Когда я все же заявил, что моя горничная явно защищала собственную жизнь и жизни детей, он пригрозил мне взысканием за разговоры без позволения. Полагаю, для него это уже не вопрос справедливости, Невар. Мне кажется, он просто хочет избавиться от Эмзил и не желает задумываться о том, что и почему делает.

После сказанного Спинком я сомневался, что какие угодно слова могут поколебать Тайера в его решимости повесить Эмзил. Тем не менее я упорно цеплялся за крошечную искорку надежды. Кто-то может убедить его отказаться от слепой мести. Нет, не мести, решил я. Подчистки прошлого. Он хочет вычеркнуть из своей жизни женщину, способную его обвинить. Он прикажет выпороть себя и убьет последнего свидетеля. Потом я вспомнил, как Спинк возражал ему той ночью, и по моей спине пробежали ледяные мурашки. Не станет ли мой друг следующей жертвой?