Фантастика 2025-109 - Алекс Бредвик

не просто так ваша фамилия является героической. Эти места слишком уж опасны для того, чтобы разбрасываться аристократами, способными держать в руках оружие. Вам еще предстоит исправлять ущерб, который вы нанесли своей шалостью, — произнес я.

Я достал магафон и отправил условный сигнал Линдерману. В следующий же миг за окном послышались звуки разрыва снарядов. Все-таки твари оранжевого уровня, хоть и страшные противники, но даже они против разрывных мало, что могут противопоставить. Во всяком случае, без этого пришлось бы сложно их убивать в рукопашную: автоматами с ними не повоюешь, только магическими мечами. А это может быть очень рискованно.

Викентьева из виду я не упускал. Уверен, стоит мне повернуться спиной, он тут же снова попытается напасть и никакие слова мои не помогут.

Вот только пока что, он мне нужен. Чтобы прижучить Лисина, нужен свидетель. И видя Викентьева, понимаю, что стоит запахнуть жареным, он тут же сдаст своего господина. А стоит мне убить барона, Лисина уже так просто не прижмешь. Он ведь изворотливый, как уж. И правильно сказал Викентьев: так просто его не возьмешь, очень уж хитер.

Но сейчас, когда глава паладинского корпуса услышал признание Викентьева своими ушами, его будет проще раскрутить. Во всяком случае все факты налицо. А в остальном, у Викентьева простой путь: либо взять на себя все эти преступления, либо сдать своего сюзерена. Сомневаюсь, что он будто агнец на заклание пойдет на аннигиляцию собственного народа и покрытие своего имени позором…

Поэтому придется потерпеть. А там, глядишь, его имперская канцелярия приговорит к смерти. Это ничуть не хуже и гораздо более позорно. В любом случае, любой из вышеупомянутых исходов Викентьев заслужил. Мне очень будет обидно, если я сейчас его убью, и он так легко избавится от всех тех кар, которые сулит ему будущее.

На Магофон поступил звонок, я тут же ответил, не сводя глаз с Викентьева, который уже занял вертикальное положение и отошёл в угол кабинета. В трубке раздался голос Медведева, тот был встревожен.

— Если у Викентьева есть силы, пускай вступают в бой. Потому как твари всерьёз заинтересовались нами. Первым залпом удалось снизить их поголовье, но дальше они подставляться так просто не хотят, рассредоточились и прут на нас валом. Учитывая уровни тварей, можем не справиться.

— Принято. Уходите оттуда, — скомандовал я. — Мы свою часть выполнили. Дальше дело за малым: остаётся дождаться паладинского корпуса.

— Но как же вы? Вы там один, что ли, останетесь? Слишком много вопросов будет, если мы без вас уедем.

— Уходите! Дальше я сам разберусь.

Воспользовавшись моментом, я вновь растолкал ласку, которая уже при каждом удобном случае оказывалась у меня за полой пиджака. Скоро начнет себе там гнездо обустраивать. По крайней мере, бегает она уже не так часто. Все больше забирается в укромное местечко.

Я достал из-за полы пиджака капитуляцию и, сунув документ в зубки ласки, послал ей мысленное обращение. Общаться с ней таким образом становилось все проще и проще. По крайней мере, я уверен, что она меня понимает, хоть и не отвечает. Ласка, тут же сообразив, что от неё нужно, схватила бумагу и провалилась в изнанку. В любом случае, теперь даже если со мной что-то случится, капитуляция подписана, а документ будет у официального главы рода.

Дело сделано, а война закончилась не успев начаться. Ну, как война? Маленькое сражение. Ведь война была не между Пылаевыми и Викентьевыми, а между Злобиным и Дибровым.

— А теперь, — повернулся я к Викентьеву, который все это время глядел на меня. — Ведите меня к Луизе. Хочу сам на неё поглядеть.

Мышца на скуле Викентьева дернулась.

— А не боишься? — спросил он.

— А чего мне бояться? Я своё слова сказал: бояться нужно вам.

Я демонстративно выдернул из испорченного стола Викентьева свой палаш и вернул его себе в ножны. Следом убрал и револьвер, при этом, демонстративно убрав ладонь от рукояти.

— Ну что, идемте? Обещаю, не причинять никому зла. Во всяком случае, если вы не станете на меня нападать, — улыбнулся я.

Викентьев лишь выдохнул.

— Идем.

Только сейчас я смог нормально оглядеть поместье Викентьевых. Конечно, не кричит роскошью, но куда богаче, чем у Пылаевых. В любом случае, теперь это мое поместье. Осталось только решить вопрос с переоформлением.

Викентьев тяжело сопел. Я старался лишний раз его не драконить, но он уже осознавал, что поистине произошло, и что за документ он подписал. Но в любом случае, что бы он там ни говорил, это для него было спасением. Иначе он бы просто погиб. А жизнь, как известно, она дороже.

Прислуга и его родные скрывались в подвальном помещении. Под поместьем имелась довольно немалая система подвалов, которая уходила аж на три яруса вниз. Выходит, у него такое же поместье и под землей. Точнее, раньше было его поместье.

Викентьев то и дело поглядывал на меня. Видимо, ожидал, что застанет меня врасплох и вновь предпримет попытку напасть, отнять капитуляцию и уничтожить документ, а потом и меня вместе с ним. Но посмотрим, насколько он здравомыслящий. Он ведь не видел, что я передал подписанный документ ласке.

Викентьев постучался в толстенную дверь, и ему тут же открыли. Я быстро оглядел обстановку, затем шагнул следом за ним. Викентьев посмотрел на меня, но промолчал, ничего не сказал. Пока что на глупости его больше не тянет.

В комнате, к слову, неплохо обставленной и оборудованной, и освещенной, находилось порядка тридцати человек. Это я выяснил заранее, оценив помещение истинным взглядом. Но, по сути, там было лишь семеро одаренных. Остальное серые тени.

Как оказалось, внутри действительно была прислуга, двое гвардейцев, два раненых паладина, которые в отключке лежали у стены. А рядом с ними на кровати лежала Луиза. Девушка спала. Там же рядом с ней сидели Роман Викентьев и высокая темноволосая женщина, очень бледная, с синими кругами под глазами — видимо мать.

Роман Викентьев оценил обстановку, подглядел на отца, который прижимал обрубленную культю руки к груди, затем посмотрел на меня.

— Отец, что происходит? — тут же порывиста встал он.

Женщина, судя по всему, супруга Викентьева Старшего, лишь оглядела нас взглядом и опустила голову. Видимо, она всё поняла. Однако, тут же гордо вскинула голову и, оценивающе, принялась на меня смотреть. Слова не сказала. Не поздоровалась. Ничего.

— Отец, что происходит? Что ты молчишь? А ты? Ты что здесь делаешь? Отец, что с твоей рукой?

—