Солги обо мне. Том второй - Айя Субботина

побои - доказательство их собственного безразличия. Потому что только в такие моменты они начинают понимать, что всегда легче что-то не заметить и что-то «постесняться спросить», но все это - просто роспись под собственной трусостью.

К счастью, мне уже давно все равно до избирательной слепоты посторонних.

А жалость и сочувствие этой женщины мне не нужны вовсе.

— Я не представляю, как смогу… отдать сына, - еле ворочая языком, признается Валерия. Уже не корчит из себя боевую самку носорога. Сейчас она просто такая же сломанная душа, как и я. - Просто не знаю. Как ты это пережила?

— Никак, - отвечаю я. Мнее не нужно задумываться над словами, потому что я до сих пор варюсь в том ужасном дне, когда мне сказали, что мой ребенок - единственное, что осталось от любимого мужчины - ушел на небеса. Каждый мой день с тех пор - это тот самый день, только продолжение у него разное. - Я не жила больше. Просто существовал.

Она сглатывает, прекрасно понимая, что никакого другого ответа услышать не могла.

— Максим сказал, что мне придется смириться.

— Вероятно, Максим прав.

Во мне клокочет противное желание запретить ей называть его по-имени, но я держу при себе эти чувства. Все мы просто пытались выжить. Я схватилась за месть, чтобы усыпить раненную совесть, чтобы обрести хоть какой-то смысл в моей совершенно серой жизни, Меркурий схватился за другую женщину: неказистую, очень странную, но принявшую его сына, подарившую им обоим любовь и заботу. С моей стороны было бы слишком глупо упрекать их обоих в том, что они притянулись друг к другу в поисках тепла. Как там модно говорить? «Заткнули друг другом гештальт».

— Я бы хотела тебя ненавидеть, - бормочет Валерия.

Под многими слоями толстой колючей шкуры, которая ей совершенно не к лицу, отказывается всего-лишь маленькая беспомощная женщина, которая совершила отчаянный, но глупый поступок. Я не могу ее в этом упрекнуть. Будь на ее месте - поступила бы так же. Может даже злее и глупее. Может даже вела бы себя как полная отбитая сука.

— Ненавидь, если тебе станет от этого легче. Ненависть - сильный помощник в вопросах выживания.

Она, конечно, понимает, о чем я. Точнее, о ком.

— А если твой… - Она сглатывает, как будто подавилась неудачным словом. - Если этот человек снова попытается причинить вред Вове? Ты об этом подумала? Он ведь… наверное… способен на страшные вещи.

— К счастью, я тоже на них способна, - улыбаюсь максимально расслабленно, но она все равно отшатывается к двери, как будто увидела оскал смерти. - Он больше никогда не причинит вред мне или моему сыну. Иначе я просто его убью. И никто и никогда не найдет его на этом свете и на том тоже.

У нее на лбу написано, что если бы было возможно навсегда стереть меня ластиком, как уродливую каракулю в книжке с цветными картинками - она обязательно бы это сделала. Потому что для нее я - просто монстр, который отнял у нее ребенка и сына. И при этом. Яне какая-то несчастная дура, которую можно хотя бы от всей души ненавидеть, а сука, мысли о которой будут еще долго мешать ей спать.

Валерия уходит не сказав больше ни слова.

Надеюсь, дверь за ней закрылась навсегда. Во всех смыслах этого слова.

Глава семьдесят четвертая: Венера

Глава семьдесят четвертая: Венера

Олег не является и на следующий день.

Он просто как будто исчезает, хотя все в моей жизни так или иначе напоминает о том, что радоваться чему-то совершенно невероятному еще слишком рано. Даю раньше он никогда так просто не растворялся в воздухе, и все время держал на контроле каждый мой шаг: звонками, на которые я должна была сразу отвечать, сообщениями, на которые мне нужно было сразу отписываться, вопросами врасплох, разными странными намеками, чтобы пощупать мою реакцию. Его самое любимое - позвонить мне среди бела дня, спросить, что я делаю, а потом огорошить вопросом «в тему». Если я говорила, что ем, он спрашивал какого цвета скатерть, тарелка или вывеска в кафе, а потом требовал фотографию в доказательство, если была в магазине - спрашивал, что купила и сколько денег потратила, и требовал фото чека. Он до такой степени выдрессировал меня все время быть на чеку, что даже сейчас, когда я подъезжаю к торговому центру, встречу в котором назначил Меркурий, то невольно цепляюсь взглядом за все детали: сколько людей у входа, какого размера вывеска, часы работы, во что одет охранник.

— Может, мне с вами пойти, Вероника Александровна? - предлагает Вадим, и его взгляд в зеркале заднего вида совершенно растерянный.

Прекрасно его понимаю. Когда тебя долго держат на цепи и все время дают указания, что делать, куда возить, куда не возить, как следить, зачем следить и что фиксировать, потом очень тяжело действовать по своему уму. Он до сих пор не может переварить тот факт, что я сложила в багажник две больших спортивных сумки вещей, потому что никаких распоряжений на этот счет Олег ему точно не давал. А все это очень похоже на побег. Особенно с учетом того, что у меня есть для этого все основания.

— Мой муж так и не вышел на связь?- отвечаю вопросом на вопрос.

Уверена, что Вадим пытался с ним связаться. В отличие от разбежавшихся как тараканы наемных помощников и охраны, этот парень почему-то до сих пор цепляется за борт тонущего Титаника. Скорее всего, из-за меня - не хочет, чтобы когда сбежит и он, я осталась совсем одна. Ну или просто боится, что завтра Олег решит все проблемы, триумфально всплывет и начнет топить предателей.

Вадим отрицательно качает головой.

— Подожди меня здесь, - говорю я, выходя из машины без его помощи.

Он все равно дергается к дверце, но я налегаю на нее с обратной стороны, мешая ему выйти. Выдерживаю умоляющий взгляд.

— Твоя работа - возить меня. Олег ведь нанял тебя моим водителем, да? Значит, если нет других указаний, ты должен просто доставлять меня из пункта А в пункт Б, делать это безопасно и комфортно. Со своей работой ты справился. Ходить за мной, пока я покупаю трусы и лифчики, твоими служебными обязанностями не предусмотрено.

Он минуту колеблется, а потом нехотя кивает.

Я захожу в разъезжающиеся створки