Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - Александр Костин

Через несколько дней после «гражданской казни» «Комсомольская правда» писала: «КГБ СССР еще действует. Но можно сказать, что этой вчера еще могущественной организации уже не существует». Похоже, газета поставила верный диагноз. За три дня КГБ СССР потерял почти все.

«Гражданская казнь» КГБ окончилась относительно мирно, поскольку это закрытое ведомство было всего лишь исполнителем воли руководства КПСС.

«…Через месяц на площади остановилось несколько автобусов. Курсанты-пограничники и молодые слушатели Высшей школы КГБ стали тряпками и ацетоном смывать позор своих старших товарищей, приводя инвалидный памятник в приличное состояние. Закончив работу, они начертали: «Феликс, прости». Прохожие недоумевали, восхищаясь мужеством молодых юнкеров. Милиция отводила глаза, а чекисты…»[450]

Так и остался на долгие годы пустой постамент перед зданием бывшего КГБ СССР. Никто очень долго не решался что-либо сделать с пустым постаментом. Его так и не убрали. Он сам по себе снова стал памятником, но не Железному Феликсу, а унижению органов госбезопасности. Тот же А. Михайлов, бывший сотрудник органов написал: «Стоящий в центре площади пустой, изгаженный постамент был символом иного… Символом горячих голов и холодных сердец людей нового времени»[451].

Где-то, спустя десяток лет, мэр Москвы Ю. М. Лужков поднимет вопрос о восстановлении памятника Дзержинскому на его прежнем месте. Меняются времена — меняются люди. И хотя в предложении мэра Москвы, по всей вероятности, больше сиюминутной политической конъюнктуры (президентом страны стал бывший сотрудник, а затем и руководитель КГБ, и многие бывшие чекисты оказались среди его окружения), сам факт такого предложения о многом говорит, равно как и умолчание властей, и прежде всего президента Путина на протяжении восьми лет его правления, на это предложение. Нынешнего президента страны ничто не связывает с трагическими событиями 1991 года, и ему бы вернуться к предложению Лужкова (ранее с таким предложением неоднократно выступал коммунист Н. Харитонов), что безусловно способствовало бы укреплению его авторитета у большинства граждан России, но прежде всего у сотрудников спецслужб, большинство из которых по-прежнему называют себя «внуками Ф. Э. Дзержинского», как те юнкера, извинившиеся перед ним за допущенное публичное поругание несгибаемого рыцаря революции.

События 19 — 21 августа 1991 года послужили мощным катализатором ускоренного распада великой Советской державы. «…История человечества не знала примеров, когда могучая, признанная в мире сверхдержава без войн и потрясений добровольно развалилась на куски», — написал бывший заместитель председателя КГБ СССР Ф. Д. Бобков[452]. Это о трагедии государства. Даже Б. Ельцин косвенно признал распад страны страшной драмой общества[453]. Факт распада признавали многие, но ответственность за его совершение никто на себя не брал.

В первые дни и недели после провала ГКЧП Горбачев проявляет завидную активность по возобновлению Новоогаревского процесса. 22 августа Президент СССР проводит совещание с руководителями девяти союзных республик, где обсуждается вопрос о необходимости скорейшего заключения Союзного договора. В совещании приняли участие Ельцин, Кравчук, Дементей, Каримов, Назарбаев, Муталибов, Акаев, Макхамов, Ниязов. На следующий день, принимая верительные грамоты у нового посла США В СССР Страусса, Горбачев заверил его, а вернее президента США Дж. Буша, о своей приверженности к сохранению курса Ново-Огарева:

«…Что касается нашей федерации, то мы подтвердили, что будем двигаться к Союзному договору. Причем на этот раз решили, что подписывать будем вместе, все республики, а не поочередно. Это означает, что некоторым придется немного подождать по сравнению с ранее назначенными сроками. А, например, Украине поторопиться с решением.

Что касается других республик, то я привержен тому, чтобы все происходило конституционным путем. Пусть определятся Армения, Молдова, Грузия, пусть окончательно определится и Прибалтика. Даже если бы сегодня все было окончательно ясно с выходом, все равно остаются экономические связи. И когда мы обсуждаем экономические проблемы, то участвуют представители всех пятнадцати республик. Мы, я думаю, договоримся на 1992 год о том, чтобы действовать в едином экономическом пространстве.

Думаю, что после подписания Союзного договора пойдут быстрее переговорные процессы со всеми республиками, независимо от их позиции в отношении Союза. Одни останутся в Союзе, другие будут устанавливать конфедеративные связи, третьи не захотят отделяться в экономическим отношении. Так или иначе республики будут определяться»[454]

Горбачев, по-прежнему, строит иллюзии, в то время как Ельцин действует. 24 августа он заявил о признании независимости трех прибалтийских республик и издает Указ о передаче архивов центрального аппарата КГБ СССР и его управлений в республиках в составе РСФСР, краях, областях, городах Москве и Ленинграде в ведение архивных органов РСФСР. Издает в этот же день еще один Указ о передаче в ведение Министерства РСФСР по связи, информатике и космосу предприятий связи союзного подчинения, находящихся на территории РСФСР, в том числе в г. Москве.

Не отстает и Украина. Верховный Совет УССР провозгласил Украину независимым демократическим государством, заявив, что с 24 августа 1991 года действующими на ее территории являются лишь Конституция, законы, постановления правительства и другие акты законодательства республики. В постановлении, в частности, говорилось, что этот шаг предпринят, «исходя из смертельной опасности, нависшей над Украиной в связи с государственным переворотом в СССР 19 августа 1991 года»[455].

Президент Советского Союза медленно, но верно выпускал из-под контроля руководство страной, начиная с 1985 года, но в августе 1991 года он просто стал похож на литературного короля Лира:

«Республиканские органы власти были заинтересованы в кардинальном перераспределении властных полномочий в свою пользу еще задолго до осени 1991 года. За ними стояли интересы местных политических элит, как новых поднявшихся на волне перестройки, так и старых, партийно-номенклатурных. После подавления путча и те и другие использовали лозунг национальной независимости, одни чтобы получить власть, другие — чтобы сохранить ее. Ни тех, ни других не интересовали объективные интересы народов своих республик, опасность резкого обострения экономического кризиса с распадом СССР, падение уровня жизни населения, неизбежность обострения национальных конфликтов вплоть до гражданской войны и религиозных войн из-за взаимных территориальных претензий в связи с искусственно проведенными границами»[456]. «Независимость всегда была методом самоутверждения для честолюбивых политиков и уголовно-мафиозных структур»[457].