Дом Цепей - Стивен Эриксон

А то, что он сейчас увидел, было здесь… очень, очень давно.

Пенные волны внутреннего моря, накатывающиеся, будто обещание вечности, на север, вдоль черты прибрежной гальки, ровной вплоть до самых гор, которые потом назовут Талас, и на юг, охватывая лоскуток, ныне именуемый Клатарским морем. Неподалёку от берега, не дальше шестой части лиги, видны колючие спины коралловых рифов, а над ними кружат чайки и давно вымершие длинноклювые птицы.

Там были и люди, идущие вдоль берега. Клан Рениг Обар явился торговать китовой костью и маслом дхэнраби, добытыми в родных землях, и, похоже, принёс с собой холодный ветер. А может, неподобающая для этих мест холодная погода говорила о чём-то более опасном. О яггуте, скрывшемся в каком-то убежище, чтобы помешивать котел силы Омтоз Феллака. Её станет больше, намного больше, и рифы погибнут, а следом умрут и все связанные с ними существа.

Онрака, который был плотью и кровью, коснулось дуновение тревоги. Но он отошёл в сторону. Он больше не заклинатель костей своего клана — в конце концов, Абсин Толай намного способнее в тайных искусствах и более честолюбив, а это — свойства, необходимые тем, кто следует Путём Телланн. Разум же Онрака слишком часто обращался к другим темам.

К грубой красоте, такой, какую он видел сейчас перед собой. Он не подходил для сражений, для обрядов разрушения. Он всегда с неохотой танцевал в глубоких впадинах пещер, где грохочут барабаны и эхо катится по плоти и костям, будто человек лежит на пути стада обезумевших ранагов. Такого же стада, как то, что Онрак выдул на стены пещеры. Во рту были горечь, слюна, древесный уголь и охра, тыльные стороны ладоней в разводах краски там, где он подставлял руки, чтобы превратить брызги изо рта в очертания на камне. Искусство творилось в одиночестве, рисунки обретали форму без света, на невидимых стенах, пока весь клан спал во внешних пещерах. Но истина проста — искусность Онрака в волшебстве росписи выросла из желания отделиться от всех, остаться одному.

И это среди народа, у которого лишь тонкая грань отделяет одиночество от преступления. У которого разделиться означает ослабеть. И даже членение зрения на составные части — от «смотреть» к «наблюдать», от воскрешения воспоминания к приданию ему новой формы вне разума, на каменной стене, — требует рискованной, а потенциально — смертельно опасной склонности.

Бедный заклинатель костей. Онрак, ты никогда не был тем, кем должно. И когда ты нарушил неписаное правило и создал правдивую картину смертной, когда ты поймал во времени образ этой прекрасной смуглой женщины, в пещере, где никто не должен был найти этот рисунок… ах, тогда на тебя обрушился гнев родичей. Самого Логроса и Первого Меча.

Но он помнил выражение лица юного Оноса Т’лэнна, когда тот впервые увидел изображение своей сестры. Удивление и восхищение, а ещё — возрождение непреходящей любви. Онрак не сомневался, что увиденное им на лице Первого Меча чувствуют и остальные, хотя, разумеется, никто не скажет об этом вслух. Закон нарушен, и к последствиям следует отнестись со всей серьёзностью.

Он так и не узнал, видела ли своё изображение сама Килава; не узнал, разозлилась ли она или же смогла почувствовать кровь его сердца, текущую сквозь рисунок.

Но сейчас я остановлюсь на этом воспоминании.

— От твоего молчания, т’лан имасс, — пробормотал Трулл Сэнгар, — у меня всегда мурашки по коже.

— Ночь перед Обрядом, — ответил Онрак. — Неподалёку от того места, где мы сейчас стоим. Меня должны были изгнать из племени. Я совершил преступление, за которое наказывали только так. Но другие события отвлекли кланы. Четверо яггутских тиранов восстали и заключили соглашение. Они желали уничтожить эту землю и преуспели.

Тисте эдур промолчал, должно быть, задумавшись, что же именно было уничтожено. Вдоль реки бежали оросительные каналы, полоски сочной зелени посевов дожидались жатвы. Дороги и фермы, случайный храм… картину портили разве что зубцы голых утёсов на юго-западе, у горизонта.

— Я был в пещере, на месте своего преступления, — мгновение спустя продолжил Онрак. — Разумеется, во тьме. Последняя ночь, так я думал, вместе с моим народом. Хотя на самом деле я уже был один, выведен из лагеря к месту последнего одиночества. И тогда явился некто. Прикосновение. Тело, тепло. Невероятная нежность… Нет, не моя жена. Она одной из первых отказалась от меня за то, что я сделал, за предательство, которое означали мои поступки. Нет, незнакомая женщина во тьме…

Была ли это она? Я никогда не узнаю. Она ушла утром, ушла от всех нас, пока провозглашался Обряд и собирались кланы. Она пренебрегла зовом, нет, ещё ужаснее — она убила всю свою родню, кроме Оноса. Он сумел отогнать её — вот истинная мера его непревзойдённых боевых навыков.

Была ли это она? Была ли на её руках невидимая во тьме кровь? Мелкий сухой порошок, оставшийся на моей коже, — я думал, он из перевёрнутой чашки с краской. Сбежавшая от Оноса… ко мне, в мою пещеру позора.

И кого я слышал у входа? Кто пришёл, когда мы занимались любовью, и увидел то, чего не мог видеть я?

— Онрак, тебе нет нужды говорить больше, — тихо заметил Трулл.

Верно. Будь я в смертной плоти, ты бы увидел, как я плачу, и произнёс бы то, что сказал сейчас. Значит, моё горе не ускользнуло от твоего взгляда, Трулл Сэнгар. И всё же ты спрашиваешь, почему я дал свой зарок…

— След изменников… свеж, — проговорил Онрак.

Трулл слегка улыбнулся:

— И тебе нравится убивать.

— Искусство находит новые формы, эдур. Его не заставишь молчать. — Т’лан имасс медленно обернулся к собеседнику. — Конечно, к нам пришли перемены. Я больше не свободен продолжать эту охоту… если только ты не пожелаешь того же.

Трулл, разглядывая земли на юго-западе, скривился:

— Ну, не скрою, эта возможность уже не кажется столь соблазнительной, как раньше. Но, Онрак, эти изменники способствовали предательству моего народа, и я намерен раскрыть их роль в этом деле настолько, насколько смогу. И потому мы должны найти их.

— И поговорить с ними.

— Сначала поговорить с ними, да, а потом ты можешь убить их.

— Я больше не считаю, что способен на это, Трулл Сэнгар. Я слишком сильно повреждён. Тем не менее нас преследуют Монок Охем и Ибра Голан. Их будет достаточно.

При этих словах тисте эдур обернулся:

— Их только двое? Ты уверен?

— Мои силы ослабли, но да, я уверен.

— Насколько они близко?

— Это неважно. Они сдержат своё желание отомстить мне… и я смогу привести их к тем, на кого они охотились с самого начала.

— Они подозревают, что ты присоединишься к отступникам, верно?

— Сломанным родичам. Да, верно.

— А ты присоединишься?

Онрак мгновение смотрел на тисте эдур.

— Только если так решишь ты, Трулл Сэнгар.