Двойной заговор. «Неудобные» вопросы о Сталине и Гитлере - Александр Колпакиди

Любопытные вещи рассказывал уже в наше время генерал-лейтенант Долгушин, бывший во время войны летчиком-истребителем. Их полк стоял в ЗапОВО, аэродром находился, считай, на самой границе — в пяти километрах от нее. В пятницу, 20 июня, к ним прилетели командующий округом Павлов, командующий авиацией округа Копец и их собственный комдив. Летчики доложили о результатах разведки — они заметили, что аэродромы на немецкой стороне буквально забиты бомбардировщиками. Вы думаете, им приказали срочно приводить полк в полную боевую готовность?

Известный на военно-исторических форумах Василий Бардов на сайте «Авиафорум» выложил записи собственных бесед с Долгушиным[89], где тот рассказывает:

«Закончили мы полёты примерно в 18 часов. Часов в 19 нас разоружили — поступила команда “снять с самолетов оружие и боеприпасы и разместить их в каптерках” — дощатых и фанерных сарайчиках за хвостом самолётов…

И мы спросили: “Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал”?! Даже к командиру полка Емельяненко обратился и говорит: “Ну почему”?! А командир полка разъяснил командирам эскадрилий: “Приказ командующего”, а командиры эскадрилий нам»[90].

Тут уже ни на случайность, ни на дурацкую инициативу не спишешь. Василий Бардов считает, что речь идет о Павлове, но это вовсе не факт. Приказы авиаполкам должен был отдавать командующий ВВС округа, генерал-майор с символической фамилией Копец. Вообще ситуация в округе складывалась интересная. Продолжим слушать Долгушина:

«Многое и до этого дня делалось будто “по заказу”: — начат ремонт базового аэродрома в г. Лида, не были подготовлены запасные площадки, было уменьшено число мотористов и оружейников до одного на звено…

Бардов. А как было до этого?

Долгушин. А раньше было: техник (это был офицер, как правило техник-лейтенант), механик, моторист и оружейник. А тут посчитали, что артиллерист свою пушку драит, пехота свою винтовку драит — а почему летчикам не драить?! И отняли у нас! А потом, сразу же в первые месяцы войны все ввели! Сразу же ввели: почувствовали, что идиотство натворили!

И летчики таскали пушки. А пушку вставить в крыло… Оно же не широкое! И вот туда пушку вставить… А там центроплан прикрыт дюралью и люк, куда пушку совать — он тоже дюралевый и все на шпильках — все руки обдерёшь!»

Тревогу в полку объявили в 2.30, еще до нападения немцев. Но летчики, вместо того, чтобы разбежаться по самолетам, принялись таскать ящики с боеприпасами и вставлять обратно пушки. В результате полк начал подниматься в воздух примерно в 6.30 — 7 часов, до того беспрепятственно пропуская через себя немецкие самолеты.

Есть и еще свидетельства подобного рода. Тот же Василий Бардов, когда выложил интервью с Долгушиным на одном из форумов, получил отклик из Канады, от сына одного из летчиков 16-го бомбардировочного полка той же 11-й дивизии, где служил и Долгушин.

«Мой отец находился на лагерном аэродроме Черляны в момент штурмовки немцами в 4 утра 22 июня 1941 г. Где то в 52–53 годах он мне, мальчишке, рассказал трагическую историю начала войны. Рассказал, как за сутки до начала войны с бомбардировщиков было снято пулеметно-пушечное вооружение, как проснулся от грохота и стрельбы. На его глазах взлетел его комэск Протасов, и как он шел на таран… Затем, через час появились немецкие мотоциклисты, с которыми они вступили в бой, но вскоре появились немецкие бронетраспортеры с пехотой и пришлось отступать. Где-то в 10–11 утра нашли брошенную полуторку, отец вытер мокрый трамблер и завел ее…»[91]

Самолетов, следовательно, к тому времени у летчиков уже не было — иначе к чему возиться с полуторкой?

Еще одно свидетельство привел в своем интервью летчик Анатолий Король. Перед войной его полк был перебазирован на аэродром Высоко-Мазовецк в Западной Белоруссии, в 30 километрах от границы.

«На 21 или 22 июня командир полка назначил учения и приказал снять с самолетов вооружение. На учениях должен был присутствовать командующий Белорусским военным округом. В субботу, 21-го, он не смог приехать, учений не было. А 22-го рано утром, в начале пятого, прозвучала боевая тревога. В воздух поднялись два или три наших звена. А минут через пятнадцать подходит «Мессершмит 110-й». Думали, разведчик. А он дает пушечную очередь. Длинную такую! Поняли, что это война.

Я первый вылет сделал в шесть утра — на разведку границы. Вся она была в огне.

В этот день мы сбили два немецких самолета. Отличились младший лейтенант Кокарев и капитан Круглов, заместитель командира полка.

Круглов вылетал позже, ему успели пулемет поставить. А Дима Кокарев взлетел в 4.30 — безоружный. «Месса» 110-го он сбил, применив таран. Это был первый в истории Великой Отечественной войны воздушный таран»[92].

Методы были разными, цель одна — не дать авиачастям воевать. В одних полках снимали вооружение, в других объявляли выходной, как было в 13-м скоростном бомбардировочном авиаполку.

«…На воскресенье 22 июня в 13-м авиаполку объявили выходной. Все обрадовались: три месяца не отдыхали! Особенно напряженными были последние два дня, когда по приказу из авиадивизии полк занимался двухсотчасовыми регламентными работами, то есть, проще говоря, летчики и техники разбирали самолеты на составные части, чистили, регулировали их, смазывали и снова собирали. Трудились от зари до зари.

Вечером в субботу, оставив за старшего начальника оператора штаба капитана Власова, командование авиаполка, многие летчики и техники уехали к семьям в Россь, а оставшиеся в лагере с наступлением темноты отправились на площадку импровизированного клуба смотреть новый звуковой художественный фильм “Музыкальная история”. Весь авиагарнизон остался на попечении внутренней службы, которую возглавил дежурный по лагерному сбору младший лейтенант Усенко»[93].

Видите, тут несколько иначе сделано. Сперва вымотать летчиков регламентными работами (число техников-то сокращено!), потом отправить на отдых. После прихода «директивы № 1» никаких приказов передано не было, несмотря на то, что в ней прямо предписывалось: срочно перебазировать авиацию на полевые аэродромы. О войне летчики узнали, когда им на головы стали падать бомбы. Правда, младший лейтенант Усенко не растерялся. Выяснив, что нет связи, он своей властью объявил боевую тревогу. Но что можно сделать, если в полку почти нет личного состава?