Эхо теней и другие мистические истории - Герр Фарамант

Бомжи-призраки не покидают своих подъездов, оставленные им сигареты стреляют исправно. Не останься там ни одной, или лежи там парочка — всё в порядке, всё хорошо.

Но их там было столько же, что и днём ранее.

Самое время задать вопрос, который Ты, должно, давно ждала.

Меня пугает не неизвестность, а изменение привычных рамок. Да, в моём случае они и без того достаточно широки, но всё же имеют свои границы. И исчезновение Кореша — бомжа с Затейной, в эти границы не вписывается.

Нет, не то, чтобы бомжей-призраков невозможно убить — на той стороне тоже смертны, на свой лад только. Проблема как раз в том и крылась, что оконце в Вихрево исключало любые инородные сущности кроме тех, с которыми уже сожительствует. А помимо неё, Кореша, вездесущих теней и парочки алкобесов в этой хрущовке никто не прописан.

Хорошая новость в том, что со мной не здоровались. Плохая — с кем здороваться, я тоже не знаю, а нарекать ту сторону тьмой просто, чтоб разобщать — это только беду навлечь, сделать тайную опасность явной.

Ротти тоже принюхался. снова потянулся к двери в подъезд — я одёрнул его, отозвал.

О моём присутствии кто-бы-там-ни-был, выходит, знает в худшем случае ещё со вчера. Известно сущности и про Даяну.

Вот только что курил — рука снова за пачкой тянется — не люблю сюрпризы, особенно с той стороны. Они, если не умопомрачительные, то до смерти занимательные.

В любом случае, теперь я пойти к Даяне обязан, и дело не в банальном сочувствии или лицемерной заботе. Сейчас это касается моих прямых полномочий. Что-то убило Кореша — сомнений никаких нет. Труп для подтверждения искать бессмысленно — призраки тел не оставят. Да и в целом как-то тихо вокруг.

Знаешь, такие хрущовки имеют одну общую черту, в каком бы городе их ни строили. Просто посиди на лавочке, понаблюдай. Сможешь заметить следующее: дверь любого подъезда открывается раз двадцать минут. Или полчаса, разброс не так важен. Главное, что всё время кто-то уходит, возвращается, у дверей постоянно теплится жизнь. От пресловутых старушек до нищих студентов, тебе кто угодно откроет дверь, даже не станут спрашивать — довольно удобный способ войти в любой дом. Просто скажи, что Ты местная, но снимаешь с подругой, ключи на двоих — сейчас таких много, проблем не будет.

Вокруг этого дома я не нашёл ни души. В смысле настолько, что не видно даже прохожих, абсолютно пустой тротуар. С одной стороны — вроде мелочь, с той стороны — звонок.

Так на меня глянуть — забавно даже: сидит чувак на лавочке с пакетом еды, рюкзаком. Сидит и курит, стремается, как на измене, нервно на входную дверь косится, на окна первого этажа поглядывает. Себе чего-то надумал, боится теперь — ну, точно под чем-то. Напрягся весь, чтоб, походу, менты не спалили.

Ага. Менты.

Стряхнул пепел на землю, выдохнул, поднимаюсь, продолжаю курить.

Ты пойми меня правильно: я не робкого десятка, всякой херни не боюсь. Просто хочу понять, что она из себя представляет. Стоит ли кликать Прохора, чтоб подогнал мертвяков, снять ли кого-нибудь с прочих объектов — или всё хорошо, мы с Ротти и так разберёмся?

Действовать самолично, не оставив даже вестей — это совсем уж дрянь, так только герои и поступают. И умирают потом. Или устраивают бардак, ведущий к куче бессмысленных жертв.

Вздыхаю, иду к ларьку — там хоть продавщица живая. Беру поллитра «Хмельницкого», снова к подъезду.

Верчу в руках тёмную тару, смотрю, улыбаюсь — вижу, как над горлышком сгущается тьма.

— Ахой, алкобес, — здороваюсь с расплывчатой тенью.

Та уже вполне оформилась в силуэт — невысокий, приземистый. Четыре длинные лапки, тонкое тело-палочка, почти карикатурная голова.

— Ты прости, обманул тебя. Как зовут-то? — спрашиваю.

Тот в непонятках склонил на бок голову, глядит то на бутылку, то на меня.

— Вальдемар, — проскрипел бес. — Ты странный.

— Дело к тебе, Вальдемар. Ты Кореша знаешь?

— А вы кем будете? — тот насторожился, лапки сложил, потирает, сел передо мной на корты. — Чего вопросы такие задаёте? И псина ещё без намордника.

Ротти на такие слова оскалился, но рычать не стал, просто мордой мотнул.

— Смотрящий я, слыхал, может.

Тот побледнел.

Обычно алкобесы всё-таки чёрные, могут краснеть немного, когда балдеют. Но Вальдемар умудрился побелеть, и дело здесь не в горячке. Хорошо видно было, как беса терзают сомнения — верить ли, нет, спрашивать подтверждения, принять за правду — новенький, видимо. Я тоже не встречал его раньше, думал, тут другой будет.

— Кстати, а Гришнак где? Ты его ларёк занял.

— Съехал он, — коротко ответил бес. — На той улице, — указал лапкой через двойную сплошную, разделённую автостоянкой, — к другому дому подвязан. Сам предложил местами махнуться.

— Да не при делах я. Ахой, Инквизитор, прости, что не сразу сказал. Ты вчера с дамой был, чего вечер-то портить.

Как всегда севший и прокуренный, немного кортавый голос. Шепелявит чуть-чуть, заикается.

— Ахой, Гришнак, — я махнул подошедшему алкобесу, угостил сигаретой. Протянул ещё одну Вальдемару, отдал ему же пиво.

— Что расскажешь? — спросил его после.

Тот цокнул языком, выпустил густой дым.

— А что уже знаешь?

— А давай по порядку.

— Вихрево в Бурево переименуйте, так оно честнее сейчас. Предыдущий смотритель уже неделю как помер, а жаль, приятный малый. А раньше ко мне за поллитром бегал. Ну как раньше, чот месяц или как-то так. Плакался мне, что хочет уйти, а дальше ларька ни ногой — возьмёт на грудь, и снова домой, о делах начинает думать.

Я кивнул, тут же мотнул головой.

— Пока всё в порядке вещей. Что тебя напугало? Твой этот, — указал сигаретой на Вальдемара, — говорит, что ты сам просил поменяться.

Гришнак отвёл взгляд, закурил.

— Ты сам говорить не захочешь. Херово там, командир. Кореш первым сдох, смотритель ваш потом сдулся: изошёл на говно, талией — тоньше осиной.

Снова повисло молчание, нарушаемое редкими вздохами, разбавленное сизым дымом.

Я обдумываю его слова. Зная его, если он чего и рассказывает — это всегда по делу. Чётко, ясно, без недосказанностей.

Махнул рукой бесам, глаза закрыл.

«Призрак сдох, смотритель сдулся, значит. Говорить не захочу. Добрый Гришнак, сразу видно — в разведке работал при жизни, и как только до бутылки докатился? Не ценили твой талант, так