Всеобщая история религий мира - Вольдемар Карамазов

Об этой секте неоднократно упоминали античные и раннехристианские писатели. Так, например, еврейский философ Филон Александрийский рассказывает о строгом образе жизни ессеев и характеризует их аллегорический метод толкования Ветхого Завета. Из его описания стало известно о существовании общин ессеев в Египте, где их называли «терапевтами». Слово «ессеи» происходит, вероятно, от арамейского варианта термина «хасиды». По-видимому, группировка хасидов, т.е. «благочестивых», образовалась в Иудее в начале II в. до н. э. Ессейские богословы осуждали моральный упадок новоявленных иудейских царей-первосвященников, обвиняя их в «насилии над страной», в «осквернении Храма», в «ограблении имущества бедных» и во всевозможных пороках. По-видимому, для подобных упреков были реальные основания.

Готовясь к приближению Царства Божия, кумраниты культивировали чистоту – нравственную, телесную и ритуальную. О ней должна была напоминать и белая одежда «избранников», и постоянные омовения. Однако отвращение к порокам общества выродилось у них в крайнюю нетерпимость и отталкивающую сектантскую гордыню. Человек из «мира», раскаявшийся в грехах, мог, конечно, вступить в орден, но на его пути ставилось множество препятствий. Его подвергали тщательной проверке и испытаниям, а до этого он не имел права даже входить в лагерь. Допускали в общину сначала только мужчин. Брак отвергался ввиду близости последних времен. Люди с телесными недостатками не признавались полноправными членами секты.

Рыба – символ христианства. Римская мозаика III – V вв.

Для учения ессеев и ранних христиан были характерны общие идеи о конце мира, о борьбе добра и зла, учение о предопределенности Богом всех событий в мире, резкое осуждение жертвоприношений. Ессеи не получили такого распространения как христианство из-за своей замкнутости, отсутствия широкой проповеди, в том числе об уже свершившемся приходе Мессии – Христа[38].

Как видно, на начальном этапе своего существования христианство было одной из многих иудейских сект. Однако уже к концу I в. н. э. в христианство стали вливаться элементы нееврейского происхождения. Нам известно о широком распространении у многих народов Востока культов богов-спасителей. Таковыми являлись Осирис в Египте, Таммуз-Думузи в Финикии, Дионис в Греции. Эти божества умирали и воскресали, символизируя смену природных циклов. В то же время в народном сознании они были богами, к которым можно было обратиться с просьбой о помощи и спасении. Это сближало их с иудейской верой в приход Мессии. Таким образом, христианское учение о смерти и воскресении, очевидно, возникло под влиянием восточных культов умирающих и воскресающих богов, а почитание Богоматери, возможно, стало отражением египетского культа Исиды. Наконец, праздник Рождества Христова, несомненно, имеет свои истоки в почитании бога Митры, рождение которого отмечали 25 декабря, в день зимнего солнцестояния. Приведенные примеры показывают, что, наряду с еврейской основой, в христианстве присутствует немало элементов из восточных религий.

Воскрешение казненного Осириса-спасителя

Христианство основано на поклонении Иисусу Христу, или Иисусу Мессии, как Сыну Божьему и уникальному самопроявлению Бога перед людьми. Одновременно Иисус предстает перед нами как человек, который при жизни совершенно не был известен за пределами той части обширной Римской империи, где он жил, проповедовал и умер.

Насколько исторической является фигура Иисуса Христа? Ответ на этот вопрос по-разному дается в имеющихся источниках. Первая точка зрения, появившаяся в XVII – XVIII вв., утверждает, что необходимо тщательно исследовать тексты Евангелий и отделить историческую фигуру Иисуса от образа Христа, который ничего общего не имеет с исторической правдой.

Согласно второй точке зрения, возникшей в начале XX в., Иисус Христос – мифический персонаж (А. Древе). Большинство же современных исследований признают историчность Иисуса. В любом случае, эта личность оставила настолько глубокий след в истории, так повлияла на развитие цивилизации, что трудно найти аналог, который мог бы хоть каким то образом быть с ней сопоставим.

Об этом прекрасно сказал А. Швейцер в своей работе «К вопросу об историчности Иисуса»: «Величайшее достижение немецкой теологии – критическое исследование жизни Иисуса. В этом вопросе она обозначила условия и предопределила ход развития религиозной мысли будущего. С исторической точки зрения ее работа была негативной; она, так сказать, расчистила место для нового здания религиозной мысли. Описывая, как идеи Иисуса овладели греческим духом, немецкая теология прослеживает развитие того, что должно казаться нам странным и действительно кажется таковым.

Адам и Ева

Ее попытки создать новую догматику вряд ли нуждаются в историческом описании; они живы в нас. Несомненно, интересно проследить, каким образом современное мышление обнаружило способ проникновения в древние догматические системы и, на основе содержащихся в них вечных идей, образовало новые конструкции… Но подлинную истину о том, что мы в данном случае подразумеваем под историей, мы постигаем из собственного внутреннего опыта… Мы еще не достигли полного примирения между историей и современной мыслью, а находимся только на полпути к компромиссу между ними. Мы не знаем, какой будет конечная цель, к которой мы движемся, и что даст новую жизнь и новые регулятивные принципы грядущим векам. Мы можем только смутно предчувствовать, что это будет огромным делом некоего всесильного самобытного гения, чья истина и правота будут доказаны тем, что мы, занимаясь ничтожными вещами, изо всех сил будем препятствовать ему – мы, воображающие, – что ничего так страстно не желаем, как появления достаточно могущественного гения, который обладает высшей властью указать миру новый путь, видя, что мы не преуспевали в продвижении по пути, с таким трудом нами подготовленному.

По этой причине история критического изучения жизни Иисуса имеет более высокую внутреннюю ценность, чем история исследования древнего учения или попыток создания нового. Она должна описать самую ужасную вещь, на которую когда-либо отважилось религиозное сознание и претворяло ее в жизнь. В изучении истории христианской догмы немецкая теология принимала в расчет прошлое; в своей попытке создать новую догматику она стремилась сохранить место для религиозной жизни в современном мышлении; изучая жизнь Иисуса, она работала на будущее, ибо придерживалась чистой веры в истину, не осознавая, куда может привести исследование.