Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

Жизнь, рассредоточенную по удаленным друг от друга мирам, при посредстве катастрофы вселенских масштабов можно согнать в одно место, как овец в отару, и это случится относительно не скоро. Тогда и только тогда ей будет позволено развиваться стихийно.

Но удержание жизни в планетарных границах, как и стремление контролировать ее распространение в космосе, было только частью предназначения волков. В этом отношении полная стерилизация оплодотворенных систем вроде Дельты Павлина считалась последней мерой. Это был признак ошибочной деятельности, локальной некомпетентности. Стаи волков соревновались, боролись за престиж, демонстрировали друг другу свою способность сдерживать нарождающуюся жизнь. Разрушение планет, а потом и звезды выдавало ранний просчет, непростительную невнимательность. Результатом такой ошибки для стаи волков мог стать остракизм, лишение доступа к новейшим средствам истребления.

Возле Эпсилона Эридана развитие событий происходило в более тонком, можно сказать, хирургическом исполнении. Усилия атакующих сосредоточились вокруг инфраструктуры человеческого пребывания, а не самих миров. Стерилизовать собственно Йеллоустон не требовалось: планета изначально не была обитаема, единственную местную форму жизни представляли микробы. Человеческое население на поверхности Йеллоустона теснилось под глухими куполами. Колонии добывали из планетной коры сырье и тепло, но и это не было абсолютной необходимостью: если бы то и другое закончилось, люди вели бы полностью автономное существование, подобно космическим поселениям.

Этих сведений для волков оказалось достаточно: они сосредоточили удары на куполах, оставив остальную поверхность Йеллоустона в неприкосновенности. На месте былых Феррисвиля, Лореанвиля и Города Бездны теперь светились раскаленные, оплавленные радиоактивные кратеры, мигали в желтом смоге, заполонившем всю атмосферу. Выжить там не мог никто.

То же произошло на орбите Йеллоустона. До эпидемии плавящей чумы пояс орбитальных поселений вокруг планеты назывался Блистающим. Десять тысяч прекрасных самоцветов – городов-государств – висели бок о бок; население многих из них доходило до миллиона. Чума сдула позолоту с этой роскоши, и Скорпион видел останки Блистающего Пояса через много лет после катастрофы, их прозвали Ржавым Поясом. К тому времени большинство орбитальных анклавов превратилось в пустые оболочки, но оставались сотни станций, сумевшие сохранить экологию; каждая представляла собой карликовое государство, с собственными законами и соблазнительными возможностями для криминальной деятельности.

Скорпион никогда не был жадным. Ржавый Пояс вполне удовлетворял его запросы, в особенности когда свинья наладил связи с Городом Бездны. И вот теперь от Ржавого Пояса ничего не осталось. Вокруг Йеллоустона вращалось горящее кольцо, вишнево светящиеся руины. Все, что было крупнее булыжника, подверглось разрушению. Все до единого плоды деятельности человека обратились в пыль. Это было ужасно. И прекрасно.

Погиб не только Ржавый Пояс, но и все подступы к нему – ингибиторы отыскали и уничтожили каждое человеческое поселение в пространстве вокруг Йеллоустона. Скорпион заметил эти останки, вращающиеся по другим орбитам. Исчезла Гавань. Исчез Айдлвилд. Даже Глаз Марко, спутник Йеллоустона, был жестоко истерзан. На поверхности луны не осталось следов жилья размерами больше чума. Ни городов, ни космопортов, только радиоактивные пятна и несколько распыленных химических элементов, над происхождением которых будущим исследователям пришлось бы поломать голову.

Ту же картину Скорпион видел по всей системе: нигде не осталось ничего. Ни космических поселений, ни городков на поверхности, ни кораблей, ни передатчиков.

Скорпион заплакал.

– Многим ли удалось бежать? – спросил он, когда снова обрел силы смотреть в лицо реальности. – Сосчитайте корабли, определите, сколько на них может быть уцелевших.

– Это не важно, – сказал Васко.

– О чем ты, твою растакую мамашу?! Что значит – не важно? Это важно для меня. Потому я и прошу тебя об этом, гребаный ты ублюдок.

Хоури тронула его за рукав:

– Скорпион, ей шесть лет.

Он оглянулся на Ауру:

– Прости.

– Вы не поняли, – тихо проговорил Васко и кивнул на голографическую сферу. – Это не реальное время, Скорп.

– Что?

– Это запись. Сделана несколько месяцев назад. – Васко глядел на Скорпиона чересчур взрослыми глазами. – Положение ухудшилось. Я сейчас покажу.

По краю сферы побежали цифры, привязанные к локальному времени системы. Когда они остановились, Скорпион прочитал дату и растерялся. 04/07/2698. Числа ничего не говорили, они были слишком далеки от прожитых им в Городе Бездны лет, чтобы разбудить в его душе какие-то чувства. «Не для этого времени я создан», – подумал он.

Вырванный из своей эпохи, он теперь плыл по течению, навсегда удалившись от берегов истории.

Внезапно Скорпион содрогнулся от догадки: именно это чувство оторванности сформировало психологию ультра. Каким же ужасным оно было для Клавэйна!

На его глазах неровная граница бегства увеличилась, теряя подобие сферы с ростом расстояния между кораблями. Потом один за другим субсветовики стали пропадать. Их иконки мигали красным и исчезали бесследно.

Заговорила Эртон, стоявшая со сложенными на груди руками:

– Корабли были обречены с самого начала, ингибиторы за каждым снарядили погоню. Настигали, прорывались на борт, уничтожали все живое, а из добычи делали новых ингибиторов, и те разлетались на поиски новых жертв.

– Зная массу каждого корабля, мы даже можем определять численность созданной из его материала стаи, – добавил Васко.

Сфера бегущих кораблей начала распадаться. Вначале в ней были сотни субсветовиков, потом остались десятки. Искорки на дисплее гасли одна за другой.

– Нет, – прошептал свинья.

– Ничего нельзя сделать, – сказал Васко. – Этому миру конец, Скорпион.

– Перемотай вперед до конца.

Васко кивнул. Цифры превратились в расплывчатое пятно, масштаб изображения увеличился еще больше. Кораблей осталось мало, не больше двадцати. У Скорпиона не хватило духу пересчитать. По меньшей мере треть составляли те, что подлетали к Йеллоустону, когда разразился кризис. Из флота эвакуации продержалось не больше дюжины судов.

– Мне жаль, – сказал Васко.

– Зачем вы меня разбудили? – спросил Скорпион. – Только для того, чтобы ткнуть в это рылом? Показать, что мы прогадили время и средства, добираясь сюда?

– Скорпион, – тихо проговорила Аура, – не надо так. Мне же всего шесть.

– Вы просили вас разбудить, когда доберемся, – ответил Васко. – Вот мы и разбудили.

– Мы никуда не добрались! – рявкнул Скорпион. – Вы боитесь признаться себе. Мы повернем и улетим, как эти сукины дети, которым повезло выжить. Но я хочу знать: если вы разбудили меня не для того, чтобы показать все это, то для чего?