Анри Бергсон - Ирина Игоревна Блауберг

внутренняя суть которых нам пока недоступна. Да, в великом концерте, который исполняют совместно все члены человеческого общества, каждый, разумеется, должен досконально знать свою партию и устройство своего инструмента, но он не попал бы в такт, если бы не знал и другие инструменты настолько, чтобы быть в состоянии им аккомпанировать, или если бы не научился следить издалека, по движениям дирижера, за внешним рисунком всей партитуры. Все это я признаю, и добавлю, что образование, которое вы получаете в лицее, главным образом должно развить у вас и правильно сориентировать эту способность понимания – общую и бесконечно расширяющуюся способность, представляющую собой как бы наивысшую гибкость интеллекта. Но интеллект – это нечто иное.

Подлинный интеллект есть то, что вводит нас внутрь изучаемого предмета, заставляет коснуться его глубин, проникнуться его духом и ощутить биение его сердца. Интеллект – будь то интеллект адвоката или врача, промышленника или коммерсанта, – всегда есть тот поток симпатии, который возникает между человеком и предметом, как между двумя друзьями, понимающими один другого с полуслова и не имеющими секретов друг от друга. Посмотрите, как опытный критик угадывает самые потаенные замыслы автора, которого комментирует, как проницательный историк читает между строк в документах, по которым наводит справки, как умелый химик предвидит реакции вещества, которым манипулирует впервые, как хороший врач распознает болезнь до появления внешних ее признаков, а искусный адвокат понимает ваше дело лучше, чем вы сами. Все эти люди проявляют в различных областях одну и ту же духовную способность – умение взаимодействовать с вещами, следовать самым неуловимым их движениям и вибрировать в согласии с ними. Что это за способность? Совпадает ли она с совокупностью приобретенных и накопленных знаний? Не совсем, ибо она всегда достигает успеха в совершенно новых ситуациях. Есть ли это чистая и простая способность рассуждения? Тоже нет, ибо рассуждение само по себе может привести нас лишь к общим выводам, которым, словно готовому платью, редко удается охватить непредвидимые и изменчивые формы частных случаев: но эта духовная способность в точности пригнана к форме каждого вопроса и действует только по мерке. Нет, это не чистая наука, не одно только рассуждение, не то, что заучивается наизусть или выражается в формулах. Это точное приспособление духа к его объекту, совершенная настройка внимания, некое внутреннее напряжение, дающее нам в нужный момент силу, необходимую, чтобы быстро схватить, крепко сжать, удержать надолго. Именно это и есть, наконец, интеллект как таковой.

Из этого следует, что интеллект взрослого человека всегда придерживается направления, которое считает за лучшее. У него есть своя область предпочтений, где он чувствует себя как дома; он действует в окружении привычных объектов, с которыми связан отношениями симпатии. Окружение может быть более или менее разнообразным, область – более или менее обширной; и все же они ограничены: нет и не может быть человека с универсально развитым интеллектом. Но вот что является чудом из чудес: чем более непринужденно чувствует себя наш интеллект на определенной территории (конечно, если она не слишком мала), тем меньшую неловкость испытывает он на всех остальных. Так уж все устроила природа: между самыми отдаленными интеллектуальными сферами она проложила подземные коммуникации и самые различные порядки вещей связала, словно невидимыми нитями, чудесными законами аналогии. Вы будете удивлены, увидев, что человек, постигший глубины своего искусства, своей науки или профессии, способен также довольно легко достичь успехов в совершенно иных сферах. Он бы особенно в этом преуспел, если бы ему посчастливилось получить такое образование, какое получаете вы; ибо одна из главных целей классического образования – изучения работ классиков древности и современности, литературы и естествознания – придать духу, с помощью соответствующих упражнений, гибкость, которая позволит ему без труда переходить от известного к неизвестному и действовать повсюду с той же точностью, какой он достиг в одной из областей. Но дело как раз в том, чтобы достичь этой точности. В этом – вся суть интеллекта. Посмотрите на струну, натянутую тяжестью груза. Если вы возьмете на каком-либо музыкальном инструменте рядом с ней ноту, которую она способна воспроизвести, она будет звучать в унисон; но тем самым она отзовется и на другие ноты, называемые обертонами первой. Так и с нашим интеллектом. Особое напряжение, которое мы сможем сообщить своему духу, придаст ему способность звучать в унисон с определенной нотой, но если он натянут как следует, если нота взята верно, он воспроизведет также, хотя и тише, тысячи обертонов основного звука.

Итак, наблюдение показывает нам, что это безупречное приспособление духа к объектам, представляющее собой сам интеллект, вполне достижимо. Его можно добиться усилием воли. Вопреки видимости, оно есть не что иное, как концентрация внимания, а стало быть, форма волевого усилия. Чем мощнее это усилие сосредоточения, тем глубже и полнее интеллект. Вам, быть может, известно, что сейчас начато научное изучение сложных проблем, касающихся воспитания. Планомерно проводимое экспериментальное исследование уже позволяет предполагать, что во всех предметах, повсюду, где имеет место процесс понимания, прогресс осуществляется не постепенно, незаметными переходами, как подсказывает поверхностное наблюдение, а как бы внезапными толчками. Возьмем простейший пример: привыкая в чужой стране к незнакомому языку, мы долгое время слышим только неясные звуки, очень сходные между собой: но наступает момент, когда мы начинаем выделять отдельные слова. В один прекрасный день это приходит к нам, словно внезапное озарение. Затем мы на время останавливаемся, и новый прогресс происходит путем новых скачков. Тот же закон, впрочем, применим к интеллекту любого рода, к интеллекту в геометрии, в алгебре, во всех науках, искусствах и профессиях. Если же исследовать еще ближе то, что происходит, если заглянуть, скажем так, по ту сторону этих скачков, можно заметить, что каждый из них соответствует порыву воли, более высокому напряжению внутренней энергии, непоколебимой решимости перейти за точку остановки и – извините мне это обиходное выражение – подняться еще ступенькой выше самого себя. О, это тяжкое усилие, требующее возрастающей затраты сил, как если бы внутренняя пружина становилась все более упругой по мере ее сжатия. Это усилие может стать мучительным, столь мучительным, что многие из нас бесконечно откладывают момент его совершения. Вот почему нам встречается столько неглупых людей, которые остановились на полдороге, удовлетворились посредственной умелостью и ждут, что привычка сделает их более совершенными. Но привычке этого не одолеть. Привычка извлекает из приложенного однажды усилия все, что в нем содержалось, она честно отплачивает той же монетой, но и только: она не добавляет в кассу ни единого су. Всякий реальный прогресс интеллекта, развитие понимания или проницательности представляет собой