История Древнего Китая - Джон Генри Грэй

В качестве иллюстрации опасностей, каким подвергаются путешественники при нападениях грабителей во многих диких и горных районах в глубине страны, осмелюсь привести здесь один эпизод, подробности которого вряд ли изгладятся из памяти участников.

В 1862 году, 12 декабря, преподобный Джон Престон из Английского уэслианского общества, покойный преподобный У.С. Бонни из Американского пресвитерианского совета и я отправились из Кантона в путешествие в глубь страны. Мы собирались проехать через северозападную часть провинции Гуандун и проникнуть в провинцию Цзян-си по дикому узкому ущелью, которое носит название Драконья шея. В течение первой недели наше путешествие шло очень удачно. Когда мы приехали в город Цунхуа, главный магистрат уезда предупредил, чтобы мы ни в коем случае не ездили дальше, поскольку окрестности наводнены грабителями. Тем не менее, сочтя, что это очередной крик «Волк! Волк!», когда на самом деле никакого волка нет, или же мандарины просто решили задержать нас, мы возобновили наше путешествие. Неподалеку от ущелья или лощины (длиной пять миль) нас остановили деревенские старейшины. Они сказали нам, что ехать через Драконью шею без сопровождения ни в коем случае нельзя: лишь за три дня до этого трое китайских путников были ограблены и убиты. Старейшины также сообщили, что велели кое-где поджечь заросли, чтобы разбойники не смогли там укрыться. Мы ответили, что готовы ввериться их защите. Они немедленно предложили, чтобы через ущелье к городу Сюэ-ди-бай нас проводили тридцать вооруженных молодых мужчин, тут же добавив, что каждому из этих храбрецов нужно будет заплатить по доллару. Это требование придало делу другой оборот, потому что мы намеревались проделать большой путь. Нам показалось, что утрата тридцати долларов нанесет слишком большой ущерб финансам, которые следовало экономить, поэтому мы решили не прибегать к предложенной помощи и пошли своим путем. Через ущелье мы прошли без приключений и поздравляли друг друга в надежде на то, что миновали самую опасную часть пути. Когда мы прибыли в Сюэ-ди-бай, местные жители встретили нас далеко не радушно. Многие (следует упомянуть о том, что это происходило вскоре после того, как наши войска ушли из Кантона) были грубы с нами, и никто даже не впустил нас к себе в дом. Возмущенные их поведением, мы снова сели на лошадей, и наша пятерка – мистер Престон, мистер Бонни, я и двое слуг – поскакала дальше, надеясь найти какую-нибудь гостеприимную усадьбу, где можно было бы переночевать. Мы не проехали и трех-четырех миль, как наша надежда сбылась, и мы отлично устроились под кровом дружелюбного китайского крестьянина. Хотя у нас с собой была провизия (в Китае путешественники, как правило, считают целесообразным еду брать с собой), этот добрый человек настоял на том, чтобы забить кур, уток и поросенка, – принял нас очень радушно. Его дети тоже приветствовали нас, с удивлением первый раз в жизни разглядывая людей с Запада. Вечером, когда по соседним селениям разнеслась весть о том, что явились иностранцы, в доме собралось много народу, и исключительно ради того, чтобы посмотреть на варваров. Во время разговора с гостями мы заметили в толпе четыре или пять зверских физиономий, присутствие которых не предвещало ничего хорошего; они, вероятно, хотели узнать о том, куда мы собираемся двинуться дальше. Вообще, у толпы, кажется, сложилось мнение о том, что мы странствующие купцы, едущие на дальние рынки, чтобы потратить много денег на китайские товары. На следующее утро в восемь часов мы вновь сели на лошадей и отправились дальше, для пущей безопасности – в сопровождении ополченца. Наша экспедиция двигалась в следующем порядке: впереди двигался Престон в сопровождении слуг и ополченца, я ехал немного позади, а вслед за мной – Бонни, пополнявший свои путевые записки. Стоял ясный, теплый день; по обеим сторонам дороги поднимались покатые склоны холмов, поросшие грубой травой. Вскоре послышались сердитые крики; посмотрев вперед, мы увидели, что Престон исчез за поворотом, где дорога, прежде прямая, образовывала угол в форме буквы «V». Но ошибиться относительно того, что случилось, было нельзя. Были отчетливо слышны крики: «Убьем его! Убьем его!»; казалось, это кричала сотня глоток. Впоследствии мы узнали, что разбойников было двадцать пять. Я тут же направил свою лошадь вперед, в то время как сопровождавший нас ополченец счел своим долгом так же проворно поскакать в противоположном направлении. Когда я достиг места, где случилась беда, то оказался в центре круга мушкетов, нацеленных мне в голову. Когда подоспел Бонни, с ним немедленно обошлись так же. Теперь каждому пленнику пришлось иметь дело с теми, кто захватил его в плен; мужчина со злодейской внешностью подошел ко мне и агрессивно заявил: «Мне нужна твоя одежда». Я отвечал, что если она ему нужна, то ему придется снять ее с меня, сам же я ее не отдам. Он сразу принялся примерять мою шляпу – она не подошла ему, и он швырнул ее на землю. Затем снял с меня пальто и жилет; тщательно осмотрев последний, часть облачения, в котором я нередко проповедовал пастве, разбойник явно решил, что этот предмет одежды подходит ему куда больше, чем мне. Надев его и застегнув до самого горла, он заявил, что ему нужно «Хуан цзинь, хуан цзинь» (желтое золото). В конце концов он оставил меня стоять, если можно так выразиться, в древнем галльском костюме. Как ни странно, главарь, наблюдавший и за жертвой, и за грабителем, энергично и дружелюбно жестикулировал, показывая, чтобы я не противился действиям его подчиненного. Это поселило во мне надежду в тот момент, когда, казалось, роковой исход близился. Но тут же подошел субъект мрачного вида, чье худое мертвенно-бледное лицо делала еще более отталкивающим обрамляющая его повязка из белого бинта. Разбойник сказал, косо глянув на меня: «Он забрал твою одежду, ну а я возьму твою жизнь». Он поднял ружье, но когда собрался нажать на спусковой крючок, мой верный слуга по имени Ахуа, ныне покойный, схватился за ствол и отвел дуло от меня. Все еще держась за ружье, Ахуа умолял разбойника ни в коем случае не стрелять в меня. Искренность и сила, с которыми этот преданный человек просил за своего «хорошего хозяина» (так он называл меня по доброте душевной), спасли мою жизнь. С тех пор мне не раз приходило в голову, что если бы я проповедовал о Христе с той же самозабвенной искренностью, с какой Ахуа убеждал горных разбойников пощадить меня, то обязательно убедил бы многих сойти с пути греха. Тут разбойники погнали нас через холм, причем к каждому пленнику было приставлено пять человек. При переходе через ручей Престон упал и сильно ушибся; он едва успел прийти в себя, как упал снова. По пути охрана Бонни стала обсуждать, не было бы более целесообразным избавиться от пленника, убив его на месте; тут наш друг сказал, что, по всей видимости, для нас наступило время примириться с Богом. Он попросил Престона прочитать вслух молитву, к которой мы могли бы молчаливо присоединиться во время перехода. Но Престон, ослабевший после падения, попросил меня взяться за это. Пока я молился, укравший мою одежду разбойник, который, несомненно, решил, что я скорее призываю возмездие на головы наших похитителей, чем возвышаю голос к Господу милосердному, угостил меня по голове тяжелым ударом дубовой палки, отнятой у Престона. В это время на склоне холма, по которому мы спускались, показалась еще одна группа разбойников. Они было собрались обратиться в бегство, решив, что захватившая нас шайка – это китайские крестьяне, с оружием в руках вышедшие против них; но тут один из наших похитителей крикнул им, что мы пленники и повода для тревоги нет. Это оказалась настоящая банда. Как только мы подошли, их вожак спросил главаря наших обидчиков, почему он не пристрелил пленных, и сразу же, не ожидая ответа, взял нас с Престоном на мушку – мы стояли близко друг к другу. Вновь показалось, что конец близок, и я сказал Престону: «Нам двоим придется умереть вместе; не отступим же и погибнем достойно». Как только я произнес эти слова, главарь нашей шайки, с самого начала выказывавший почему-то исключительную заинтересованность в сохранности моей жизни, приказал опустить ружья. Затем шайки разошлись, и мы продолжили спускаться в долину. По пути мы миновали пещеру; снаружи был зажжен костер, на котором явно готовили еду. Видимо, это было логово грабителей. После некоторого колебания относительно того, стоило ли останавливаться там, разбойники направились дальше и шли, пока не достигли самой низменной части долины. Там началась дележка нашей собственности. Парень, который отнял у меня почти всю одежду, снова подошел ко мне. Он не нашел желтого золота – мы несли его в дорожных сумках – и заявил, что, если я сейчас же не отдам денег, он вышибет мне мозги. Чтобы слово не расходилось с делом, он собрался ударить меня по голове, а я попытался отразить удар правой рукой. В этот момент главарь шайки бросился на моего мучителя и вырвал у него палку. В это время мы подверглись новой опасности. Банда, делившая трофеи, рассорилась, и за гневными словами вскоре последовали угрожающие жесты в наш адрес. Они наставили ружья друг на друга. Кровопролитие казалось неизбежным, и нас тоже вряд ли пощадили бы, но вдруг их гнев утих, как летняя гроза, и они собрались отправиться дальше. Без нас? Казалось, что это было так, но мы едва верили в эту счастливую возможность. Не говоря ни слова, доброжелательным, хотя и бесцеремонным движением главарь шайки швырнул мне пальто, и вскоре мы увидели все уменьшавшиеся фигуры разбойников на противоположном склоне. Наконец мы остались в долине одни.