Трагедия 22 июня. Блицкриг или измена? Правда Сталина - Арсен Мартиросян

Более того, в Европе стали активно разрабатывать планы вооруженного похода на Восток консолидированными силами Запада, тонны сообщений о чем в изобилии добывали обе молодые советские разведки — внешнеполитическая, т. е. ИНО ОГПУ, и военная, т е. 4-е Управление Штаба РККА, активно сотрудничавшие также и с разведкой Исполкома Коминтерна в лице его Отдела Международных связей (ОМС ИККИ).

Исходя из этих обстоятельств, незадолго до этого (в ноябре 1925 г.) назначенному начальником Штаба РККА М. Н. Тухачевскому в январе 1926 г. и было поручено советским руководством аналитически спрогнозировать характер будущей войны, чтобы на этой основе выработать соответствующие рекомендации по организации надежной обороны СССР, включал и создание мощного военно-промышленного комплекса.

И тогда же, в январе 1926 г., «стратег» приступил к этой работе, издав соответствующие распоряжения для подразделений Штаба. Очень быстро выяснилось, что в изрядно нашпигованном сторонниками Троцкого Штабе дисциплина хромала аж на все «четыре ноги» — единственным подразделением, которое выполнило это указание Тухачевского, оказалось 4-е Управление, т. е. предтеча славного ГРУ. Именно представители военной разведки и стали авторами большинства материалов, составивших 755-страничный труд.

Прежде всего это сам Ян Берзин — глава военной разведки, его ближайший помощник — Анатолий Никонов, ведущий сотрудник Разведупра и уже знакомый нам Ян Матисович Жигур — вот почему он и знал концепции Тухачевского непосредственно от их истоков, ну и, конечно, сам М. Н. Тухачевский неизгладимая печать весьма своеобразных взглядов которого пронизала все содержание итогового труда.

К маю 1928 г. робота была завершена и, представляя собой информационно-аналитический обзор сугубо разведывательного характера, была опубликована, как указывалось выше, всего в 80 экземплярах.

Если вы, хоть чуть-чуть припоминая «технологию» блицкрига, что в «коричневом», что в «красном» вариантах, взглянете хотя бы только на названия разделов этого труда, то перед вами как в проявочном растворе, хотя и смутновато, но уже начнут проявляться вполне узнаваемые черты все той же стратегии блицкрига на этапе ее протоэмбрионального развития: общеполитическая обстановка, людские ресурсы, экономические факторы, экономическая база войны, влияние техники на характер будущей войны, транспорт, влияние современной авиации, роль военно-морских сил в будущей войне, наиважнейшие оперативные проблемы будущей войны, важнейшие организационные вопросы и, наконец, выводы относительно военной реконструкции СССР…[569]

Бесспорно, операции на флангах являют собой неотъемлемый компонент стратегического искусства, но в то же время оно ведь ими не исчерпывается. Почему же тогда приоритет был отдан именно фланговым операциям? С какой стати был обозначен столь ярко выраженный приоритет операций на флангах, тем более, как увидим из дальнейшего, именно в начальный период войны?!

Ведь одно дело фланговые операции в процессе уже идущей войны — это абсолютно естественный, нормальный и здравый образ мышления военных стратегов и полководцев, как правило, приводящий к серьезному успеху (стратегическое искусство России во все времена изобилует такими примерами), но совсем иное, когда приоритет фланговым операциям отдается в самом начале войны и особенно как фактическому ее началу.

Чего ради «стратега» так одолел «синдром фланговых операций»? Едва ли он был вызван только личным «польским пунктиком» в скудном боевом опыте Тухачевского, когда в 1920 г. он умудрился наступать на Варшаву с оголенными флангами да при отставшем тыле, вследствие чего и поэтому потерпел закономерно сокрушительное поражение. Но до конца жизни он считал, что тогда, в 1920 г., он все сделал правильно, а победу у него, видите ли, украли…

Но если кто и украл, так только его, вдохновленная парадоксальной зацикленностью Ленина на бессмысленных идеях «полевой революции» и безответственным авантюризмом Троцкого безграмотная самоуверенность, ибо, вопреки всем легендам и мифам, Сталин тут абсолютно ни при чем — сейчас с документальной точностью доказана абсолютная непричастность Сталина к провалу наступления на Варшаву[570]. Кстати, Сталин был единственным членом Политбюро, который очень резко выступил против еще до начала так дорого обошедшейся России безумной авантюры Ленина, Троцкого и Тухачевского — 165 тысяч красноармейцев попали в польский плен, более половины из них были зверски замучены в польских концлагерях, за что, между прочим, польские мерзавцы даже и не извинились перед Россией; даже сейчас; а тогда Советская Россия оказалась вынуждена пойти на колоссальные территориальные и материальные уступки Польше Пилсудского, ликвидировать которые смогла только в 1939 г.[571]

Нет, происхождение «флангового синдрома» у Тухачевского было вызвано явно чем-то иным. И, очевидно, есть смысл повнимательней приглядеться к ситуации того времени.

Вторая половина 20-х гг. прошлого века ознаменовалась резким нарастанием угрозы вооруженного нападения на СССР консолидированными силами Запада, в т. ч. и при наметившейся тогда тенденции к координации таких потуг с Японией.

С другой стороны, это было и то самое время, когда даже далекий от советских экспериментов известный французский писатель первой половины ХХ в. Анри Барбюс и то заметил, что оппозиция в СССР впервые после Октября 1917 г. разворачивается методично, агрессивно и по единому плану[572]. Троцкий, к примеру, именно тогда говорил о том, что-де надо брать власть тогда, когда враг в 80 км от столицы![573]

…Сразу же отметим, что основополагающая причина всего этого заключалась в том, что откровенно отринувший курс на «мировую революцию» Сталин, опираясь на здравомыслящее ядро своих сторонников, провозгласил тогда курс на строительство социализма в одной отдельно взятой стране, в рамках которого центральное место занимала индустриализация страны. По сути дела он взял курс на деленинизацию, чего ему никак простить не могут, особенно на Западе, который тут же и отреагировал — не для того он крушил еще царскую Россию, чтобы обрести нового мощного и к тому же никак не управляемого извне гиганта на Востоке.

В ход пошли и Локарно, и т. н. «золотая блокада», когда Запад отказался что-либо продавать СССР, особенно промышленное оборудование для производства средств производства, за золото или валюту, но только за зерно, в результате чего в СССР был откровенно спровоцирован т. н. «хлебный кризис». Дело в том, что в условиях НЭПа прознавшие об этом крестьяне, особенно кулачье и середняки, отказывались продавать государству зерно, товарность которого, к слову сказать, по сравнению с царской Россией была значительно ниже, и резко вздули цены на зерно на внутреннем рынке, угрожая фактически голодом, особенно городскому населению[574].