Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

При помощи радио и граммофона образы передавались еще лучше, они ярко оживляли империю в воображении слушателей. Би-би-си наполнила дома в стране «акустическими живыми картинами» — королевскими церемониями, военными парадами, религиозными службами и т.д.[1928] Это придавало вес, наделяло крыльями имперские послания, намекая, что хорошо поставленный акцент правящих кругов — голос объективности.

Традиционные методы британской рекламы, от коробок шоколадных конфет до духовых военных оркестров, от королевских визитов и популярных песен, тоже расцвели в 1920-е гг. Сигаретные вкладыши никогда не были более популярными или более патриотическими.

Расцветало движение бойскаутов, а вместе с ним — призывы к молодым людям в шортах цвета хаки «не позориться, как молодые римляне, которые потеряли империю своих предков, будучи слабыми и нерешительными бездельниками без энергии, воодушевления и патриотизма»[1929]. Комики подбадривали то, что Джордж Оруэлл называл «патриотизмом трущоб». Молодежная литература говорила о Британии, которая будет существовать вечно. Король сидит на троне, фунт стерлингов не хуже золота, а флот стоит в Ла-Манше. Комичные иностранцы что-то лепечут в континентальной Европе, а на аванпостах империи «англичане в моноклях держат негров в страхе, не подпуская к себе»[1930].

Пресса распространяла стереотипы, которые едва ли оказывались менее грубыми. Так поступали школы, мужские клубы, женские институты и другие организации.

Но сомнительно, имели ли они большое влияние. Старые колониальные служащие продолжали жаловаться, что никого в родной стране нисколько не интересуют их дела. Один вице-король Индии, лорд Ридинг, заметил: англичане слушают разговоры об Индии только из вежливости. Еще один, лорд Уиллингтон, объявил, что отсутствие понимания вопросов, связанных с Индией, особенно заметно в Вестминстере. «Его поражало незнание Болдуина, а еще больше — то, что он ничего не хочет знать»[1931].

Интеллектуалы говорили, что произведения Киплинга, Хаггарда, Генри и им подобных привлекают к культу Индии не больше людей, чем готическая мелодрама вдохновляет веру в привидения[1932]. Эксперты признавали трудность влияния на общественное сознание. Оно не было «tabula rasa», чистым листом бумаги, на котором можно написать имперское кредо. Оно казалось палимпсестом отличающихся друг от друга мнений, «фантасмагорией конфликтных ценностей»[1933].

Слово «пропаганда» становилось неприличным по мере того, как раскрывалось: рассказы о зверствах военного времени — ложь. Казалось, что она в меньшей степени направляет общественное мнение, чем отражает официальную политику. Однако британский барабанный бой звучал громче по мере того, как империя слабела.

Ничто не иллюстрировало это лучше, чем Выставка Британской империи на Уэмбли — самое амбициозное шоу из когда-либо устраивавшихся. Георг V нажал на кнопку на золотом глобусе, открывая ее 24 апреля 1924 г. на ослепительной церемонии. Этим он передавал сообщение об имперской мощи по всему миру. За восемьдесят секунд послание облетело весь мир. Зрители приветствовали мальчика, который вручил телеграмму его величеству, подтверждая сей электронный подвиг. Мальчика приветствовали столь же восторженно, как и короля, чей голос, разносимый при помощи усилителей, заставил одного африканского вождя в толпе воскликнуть: «Это колдовство!» (Так сообщала «Дейли мейл»)[1934].

Комментаторы пребывали в столь же благоговейном трепете. Они приветствовали выставку, как «величайшее всеобщее мирное усилие, которое когда-либо предпринимала Британская империя»[1935].

Из пятидесяти восьми стран, входивших в империю с населением в четыреста миллионов человек, охватывающих четырнадцать миллионов квадратных миль территории (в семь раз больше, чем территория Рима в период самого сильного разрастания империи), только две или три страны не внесли своей вклад.

Выставка обошлась в двенадцать миллионов фунтов стерлингов. Имперские территории заполнили 220 акров Уэмбли карликовой версией этого огромного сообщества, такой же богатой деталями, как кукольный домик королевы Мэри (спроектированный Лютенсом), который тоже выставлялся. Стадион с двумя одинаковыми башнями и огромные павильоны вокруг него были воздвигнуты с поразительной скоростью, использовался бетон. Дворец инженерного искусства, занимавший территорию в шесть раз больше Трафальгарской площади, являлся самым большим бетонным зданием на земле. Но, как казалось, ничто в большей степени не превозносило заслуги строителя — сэра Роберта Макалпина, «короля бетона», — чем сам стадион, самый лучший в мире. «Когда древнеримский Тит построил огромный амфитеатр, Колизей, известный благодаря своим размерам, на это потребовалось шестнадцать лет. В его императорскую голову, вероятно, не приходило, что однажды будет построен стадион, размером почти в три раза превышающий Колизей, притом — бесконечно более крепкий. И построят примерно в десять раз быстрее, а сделает это нация, которую он и его предки считали едва ли стоящей покорения»[1936].

Две одинаковые башни, которые едва ли пережили Британскую империю, были могольским уродливым наростом на римском основании. Они являлись типичными для эклектицизма архитектуры Уэмбли. Канада и Австралия предпочитали неоклассицизм. Южная Африка построила традиционный голландский особняк с верандой перед домом, крытым балконом и крышей с желобчатой черепицей. Индийцы объединили свою крупнейшую мечеть и самую прекрасную гробницу, Джами-Масджид и Тадж-Махал, чтобы создать алебастровый дворец. Западная Африка соорудила на трех акрах город, окруженный красными стенами. В них располагался терракотовый форт. Бирма построила старую пагоду Мульмейна, а Цейлон — кандийский храм. Дворец Красоты стал смесью известняка, сиенского мрамора и ляпис лазури.

Эти здания стояли среди озер и садов, связывались «никогда не останавливающейся железной дорогой», освещались после наступления темноты тремя миллионами лампочек. Они казались сундуком с сокровищами империи. Были отражены золотые прииски, алмазные копи, угольные шахты; меха, леса и рыбные места, кофейные, чайные, сахарные и каучуковые плантации, лесопилки, страусовые фермы, овечьи пастбища, рисовые поля, хлопковые поля, пальмовые рощи, нефтяные скважины, шоколадные фабрики. Работники из различных стран, от Индии до Вест-Индии, готовили ткани, обрабатывали кожу, выплавляли металл. Гонконг предложил живописную улицу с магазинами. Египет представил копию гробницы Тутанхамона (а заодно — переводчиков). Бермуды показали, как поднимали государственный флаг США, когда Америка взяла на себя управление половиной судоверфи во время войны. Англия представила знаменитые военно-морские сражения с макетами кораблей и гигантскую карту мира, сконструированную на воде. Перед своим бледно-серым павильоном Австралия поставила конную статую Аполлона на солнечной колеснице. Вместе с полицейскими из частей Королевской конной полиции Канада сделала вклад в виде статуи принца Уэльского, вырезанного из сливочного масла.