Древняя Греция - Владимир Миронов

Дж.-Б. Тьеполо. Александр вводит коня Буцефала в парламент

Уроки греческой «демократии» неоднозначны и противоречивы. Ее благотворные признаки проявились скорее в сфере личных устремлений, творчестве, искусстве, нежели в силе и жизнеспособности политических институтов. Именно политически демократия оказалась в высшей степени недееспособной. Особенно это стало заметно в период поздней классики. После краткого периода расцвета Греция стала клониться к закату, что закономерно. Перикл понимал всю слабость и уязвимость греческого политического устройства. Он говорил в своей речи: «Вести же войну с противником совершенно иначе вооруженным, чем они, они не в состоянии, пока у них нет единой постоянной союзной власти. Поэтому-то и не способны тотчас же быстро и решительно действовать. Действительно, при всеобщем равноправии это – разноплеменной союз, и каждый союзный город стремится соблюдать лишь свои частные интересы; отчего у них обычно не выходит ничего дельного. Ведь если одни желают причинить кому-либо как можно больший урон, то другие стремятся потратить как можно меньше средств для войны. На коротких совещаниях у них редко обсуждаются общесоюзные дела, а большей частью – только частные дела отдельных городов. Каждый считает, что его собственное нерадение не принесет вреда и что об общем благе позаботится вместо него кто-нибудь другой. И именно потому, что каждый (в Афинах) занят своими частными делами, они не замечают, что страдают их общие интересы». Полагаю, именно эгоизм, войны и распри среди союзников и погубили Грецию. Что же касается афинской демократии, ее, на наш взгляд, погубили рабовладение и чудовищное социальное расслоение среди граждан. Разброд и разобщенность полисов, их неустойчивость и слабость, эгоизм элит становились не только «истинной матерью тирании», но еще в большей степени главной причиной заката и гибели. Демократия утратила некогда присущие ей единство и цельность. В итоге Греция распалась на несколько враждующих лагерей. Платон четко обозначил это расслоение как разделение на государство бедных и богатых. Солон верно заметил: «От богатства родится пресыщение, от пресыщения – спесь».

Менандр. Рисунок по рельефу

Борьба партий породила в Элладе разгул пороков и бесчестья. Все были твердо убеждены лишь в том, что всеобщего благоденствия и безопасности нет и быть не может… Поэтому партии проституировали и меняли маски, как актера в пьесах Менандра. Разумеется, в такой борьбе не могло быть победителей. Проигравшей же стороной всегда в этих случаях был и остается народ. Английский историк К. Поппер в «Открытом обществе» так оценил политический строй Афин. Во-первых, несмотря на все рассуждения о демократии, сторонники олигархии и демократы в равной степени являлись тиранами. Во-вторых, очевидно, что Афины были «безжалостной демократией, городом, управляемым необразованными людьми, которые ненавидели и подавляли образованных и, в свою очередь, служили объектом ненависти последних». В-третьих, отмечена и такая важная черта, как поразительная духовная продуктивность Афин. В-четвертых, им подчеркивается необходимость использования в переходный период для стран «некоторой формы империализма», которая носит либеральный характер. В-пятых, автор честно признает, что против афинской демократии тогда выступали все выдающиеся афиняне. Ими даже был выдвинут лозунг: «Назад к древнему отеческому государству». Собственно тогда-то и появился в Греции термин «патриот». Хотя одно стремление патриотов возродить старые формы отеческого государства (без каких-либо серьезных, необходимых и позитивных изменений) вряд ли было тогда исторически оправдано. Закономерно и то, что в итоге долгих Пелопоннесских войн должна была победить Спарта. Это была победа строгой и четкой философии, разумной и здоровой системы обучения и воспитания. Так, филолог-классик В. Йегер говорил: «Спарта, казалось, победила не столько благодаря своей конституции, сколько благодаря чрезвычайно последовательно проводимой системе воспитания. Сила Спарты была в строгости и дисциплине». Формулу «спартанского строя для России» мы бы сформулировали так: «Сила страны – разум и знания, помноженные на волю, дисциплину, капитал».

Кровная месть у греков

Государственное устройство Греции все очевиднее превращалось в господство одного первенствующего человека (Фукидид). А это означало одно – прямой путь к тирании! Перикл при всем своем природном уме и очевидных достоинствах руководителя оказался не очень-то успешным учителем афинской толпы. Народ при нем развратился, потянулся не к знаниям, а к зрелищам, приобретая жалкую привычку получать дармовые вознаграждения. В итоге, как пишет Плутарх, из скромного, работящего под влиянием тогдашних политических мероприятий «стал расточительным и своевольным». Нет более жалкого зрелища, нежели народ, привыкший жить на подаяния тиранов и богачей. По поводу греческой демократии Ф. Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» писал: «Не демократия погубила Афины, как …утверждают европейские школьные педанты, пресмыкающиеся перед монархами, а рабство, которое сделало труд свободного гражданина презренным». А разве олигархия, пусть и выступающая в личине демократии, не есть рабство?!

Раб в древнем мире

Рабство было неизбежным и закономерным способом производства того времени. Как ребенок испытывает жесткие узы властного диктата со стороны родителей, так и общество в период «детства» проходит эту фазу развития. Эллинская мысль до IV в. до н.э. считала рабство необходимым общественным институтом. Ксенофонт полагал, что наилучшим средством для процветания афинского полиса и граждан стала бы возможность каждого из них иметь трех рабов. Идеал раба в изображении Еврипида – это лишенный индивидуальных черт слуга, всецело преданный своему господину. Аристофан, предлагавший осуществить радикальную реформу, тем не менее не видел иного пути как возложить труд земледельца на рабов. Совершенно необходимым счел рабство и Аристотель, говоря в «Политике»: «Если бы каждое орудие могло выполнить свойственную ему работу само, по данному ему приказанию или даже его предвосхищая, и уподоблялось бы статуям Дедала или треножникам Гефеста, о которых поэт говорит, что они сами собой входили в собрание богов; если бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы». И далее он высказывается в том духе, что раб «всецело принадлежит» своему господину.

Антонелло де Мессина. Распятие. XV в.

Суть дела не меняет то, что обычной формой рабовладения в Афинах и иных полисах была такая, когда свободный грек пользовался плодами труда малых групп рабов (5—7 человек). Встречались, разумеется, и рабовладельцы, подобные Аттику, во владении которых были образованные люди и искусные ремесленники, которых он воспитал и обучил у себя дома. Так же поступал римлянин Красс, сам присутствоваший при их обучении и образовании, ибо был твердо убежден, что обязанность господина – их воспитание «в качестве живых орудий хозяйства». Тем не менее жизнь большинства рабов была незавидна. Греческая литература дает множество образов и сцен, описывающих их жизнь, быт, нравы, равно как и нравы их господ. О жизни рабов пишет Менандр, говоря: если рассуждать по справедливости, «все честные должны быть полноправными, а низкие – рабами и ублюдками». Герод показал тяжкую участь рабов, выступающих в роли лиц без речей. В «Жертвоприношении Асклепию» сварливая госпожа обрушивается на рабыню с несправедливыми упреками и угрозами. Башмачник Кердон, безмерно льстя дамам из высшего круга, кричит на раба Дримила, грозя отправить его на мельницу, приказав отколотить жестоко. В миме «Ревнивица» богатая, грубая, взбалмошная Биттина, не стесняясь в выражениях, выговаривает рабу-любовнику за ухаживания на стороне: